Пейринг: Лобанов/Левин
Рейтинг: недецкий
Ворнинг: попытка суицида Левина, ебля мала-мала, харт/коморт, много нехороших слов, дети берегите карму!
Дисклеймре: я - волтонтер
Саммари: Дионисия захотела Лобанова и Левина. Я захотела сделать кому-нибудь больно. Что получилось....
Нажми, офигей от колчества букоф и кончи что ли)))
Сказать, что Левин чувствовал себя несчастным человеком – это не сказать ничего. Боре казалось, что весь мир поставил для себя целью унизить и растоптать его самолюбие. Люба послала куда подальше, да еще и таких вещей наговорила о том, что он… Ох, даже и вспоминать не хочется. Быков гаденько хихикал и подкалывал Борю из-за последней монографии, которую напечатал интерн. Боря просто хотел, что бы Андрей Евгеньевич хотя бы раз сказал ему, что Левин - молодец и что из него получится хороший врач, а руководитель его теперь со свету сживал. Что до Лобанова… Лобанов вообще как с цепи сорвался! Боря и смотреть боялся лишний раз в его сторону. Очень хотелось заплакать. Но Боря не плакал с института, с того самого случая, когда одногруппники на пятом курсе заперли его в морге на всю ночь. Тогда Левин дал себе зарок не распускать нюни и вот, пожалуйста…
-Когда ж ты сдохнешь, наконец, лошара очкастый?! – в сердцах заорал на Левина Сёма, когда ботаник нечаянно задел Лобанова плечом. Сёма с яростью смотрел на расползающееся по белоснежной ткани халата некрасивое коричневое пятно, - сука! Это же чистый халат! И последний кофе! Ты слышишь меня, задрот?! Я тебя щас прямо здесь урою!!!
Левин не стал, как обычно, оправдываться, пытаться извиниться или на худой конец - удирать. Он как-то весь подобрался, побледнел, посмотрел внимательно на Сёму и закивал:
-Да, Лобанов, совершенно точно. Так и сделаю.
Офигевший от такого странного поворота событий, здоровяк, молча наблюдал за уходящим по коридору Левиным.
-Совсем охуел, - буркнул Сёма и пошел в ординаторскую, искать чистый халат.
Боря все продумал. Таблетки – это очень сложно. Петля – очень страшно. А вены – очень больно. Поэтому Боря выбрал воду. Во-первых, не так жутко. Во-вторых, гарантированно. Если сразу не захлебнется, то сердце в холодной воде остановится точно. Борис Аркадьевич еще раз прогнал ситуацию в голове, написал записку, в которой указал, что все делал добровольно, что винить в его смерти никого не стоит. И расплакался, совершенно по-детски, хлюпая носом и задыхаясь, вытирая слезы краешком рукава. Заглянувший в этот момент в ординаторскую Лобанов, себя не обнаружил, но насторожился. Пускай Сёма и не был самым умным и сообразительным во всей четверке, но интуиция у него была развита хорошо. И вид вздрагивающей спины Левина хороших предчувствий ему не принес, а уж то, как Боря торопливо строчил что-то на большом белом листке – заставило призадуматься. Когда Лобанов служил в армии, у них была традиция что ли – приглядывать друг за другом. Потому что если кто-то получал письмо от любимой или от родителей с тяжелыми или страшными новостями – случалось всякое. Иногда солдат напивался и шел в самовол, а иногда - брал автомат и шел в караул. И возвращался с караула не всегда. Когда дезертировал, когда пускал себе пулю в лоб. И вот второй вариант был безопаснее для окружающих, нежели первый. Потому что в случае первого…. Однажды Сёму чуть не пристрелил один такой «бегунок», на боку с тех пор некрасиво белел длинный шрам.
Боря зябко кутался в свою куртку, стоя на краю парапета. Чего уж теперь. Все. Совсем все. Он набрал грудью побольше воздуха и прыгнул. За спиной послышался отчаянный крик:
-Куда бля?!
Но холодная вода разомкнула свои объятья, утягивая Борю, унося его течением. Моментально промокшая одежда и ботинки тянули вниз, Боря захлебываясь пошел ко дну. Последней была мысль, что не такая уж это была хорошая идея и как же жалко маму.
-Дыши, сука! Дыши, - отчаянно просил Сёма, нажимая на грудную клетку. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Вдох. Зажать нос, вдохнуть воздух в легкие. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Не ломать ребра. Только ребра не ломать. Аккуратно. Вдох. Зажать нос. Выдох. И раз…. Левин дернулся, закашлялся, захватал воздух ртом, стараясь вдохнуть как можно больше. Сёма помог ему сесть, но Левин перевалился на бок, и его вырвало грязной мутной водой.
-Пидор ты Левин, ох и пидор же ты, - устало сказал Лобанов, замечая пробирающий до костей холод. Сидеть на пронизывающем октябрьском ветру – удовольствие из малоприятных. А когда он за очкариком в воду прыгал, успел только пальто скинуть и ботинки. И теперь с него лилось…. Как с Левина, который, надо сказать, выглядел еще хуже. Отсутствующий взгляд, синие губы. И вроде как по морде бы дать, по хорошему-то, да только рука не поднимается. Лобанов трясущимися руками достал из кармана пальто пачку сигарет, закурил, соображая, что же теперь делать дальше.
-Ленин, ты один живешь? – спросил он у проблевавшегося очкарика.
-Я не Ленин, я Левин, - на автомате поправил Боря.
-Да мне похуй, веришь, нет? Я спрашиваю, ты один живешь?
-Да.
-Вставай, давай, пошли тачку ловить, пока мы тут от холода не загнулись.
-Я не могу.
-Че опять?
-Нога болит, - а нога и вправду болела. Колено как будто раскаленным прутом проткнули.
-Да ёб твою мать! – выматерился Лобанов. Но делать нечего, пришлось до дороги тащить ботаника практически на себе. И долго ловить машину, ибо вид у них был совсем непрезентабельный. Наконец, рядом с ними тормознула затрапезного вида «тойота», Лобанов назвал адрес, загружая в салон не на шутку дрожащего Левина. «Мало ли чего он с собой один натворит», - решил Лобанов. И поехал вместе с Борей к нему, да и переодеться бы не мешало. Мокрая одежда никому здоровья не прибавляла. А моржом Сёма не был.
Однокомнатная квартира Левина встретила приятным и долгожданным теплом, а еще каким-то простым холостятским уютом. Всюду раскиданные раскрытые книги и забытые чашки из-под кофе и чая показались Сёме на своих местах. Ольга обычно жутко возмущалась, если он забывал пустую бутылку из-под пива у телика, или не мыл за собой кружку сразу после того, как выпил кофе.
Левин в полубессознательном состоянии шептал что-то о том, что он не хотел, и чтобы мама его простила, и что он больше так не будет и…. Лобанов не стал вникать, а начал быстро сдирать с них мокрую одежду. Нужен был горячий душ. Срочно.
Без одежды Боря выглядел еще меньше и несчастней. Одни коленки и локти. А еще ребра, на которых можно было играть как на ксилофоне. Лобанов покачал головой и сунул несопротивляющегося Левина под горячий душ, залезая следом сам. Кипятошные капли неприятно жалили, но согревали. Лобанов закрыл глаза, подставляя лицо воде, не забывая придерживать очкарика, который попытался было дернуться.
-Тихо, коза, - шикнул на него Лобанов, - грейся, давай.
Из душа они вышли согревшиеся и распаренные. Сёма посадил Левина на диван и начал искать в шкафу полотенца и одежду. И если с Левиным вопрос решился сразу, то вот для него точно ничего не было. Плюнув, Сёма завернулся в найденную махровую простыню. Оставил сидеть безучастного Левина на диване, Лобанов быстро отжал и развешал их мокрую одежду в ванной, проклиная про себя Борину глупость и дурость, стараясь не думать о том, что именно он сегодня пожелал ему смерти. И тут до него дошло. Вот почему Левин согласился и вот что имел в виду. Сёма даже на месте замер. А что было бы, если бы он не пошел за ним после больницы. А что было бы, если бы он не успел? А что было бы… Блять. Ну, Левин, ну сука! Придумал тоже.… Топиться. Му-му гребаная! Сёма сжал кулаки, но решил, что ботану он потом хорошенько пропишет, когда тот одыбает. Пошел на кухню, ставить чайник. Найденная в холодильнике водка стала приятным сюрпризом. Сёма быстро разлил по стаканам огненную воду и сунул один Боре.
-Пей.
Боря послушно выпил. Закашлялся, выплюнув половину.
-Задирай футболку, щас я тебя растирать буду.
Левин даже не пытался сопротивляться. «Совсем херово», - подумал Сёма. Да раньше бы этот олень такую бучу поднял, а сейчас…
За окнами стемнело, от выпитого клонило в сон и жутко хотелось вытянуться, закрыть глаза и отрубиться минуток на шестьсот. И Левин клевал носом. Посмотрел на него, Сёма поймал себя на мысли, что что-то не так. Присмотревшись - понял. Олень свои идиотские очки потерял. Наверное, слетели, когда этот дебил в воду прыгал. И теперь Боря сонно моргал почти слепыми глазами, уже даже не пытаясь понять, что вокруг него происходит. Влажные волосы смешными иголочками торчали вверх, Левин сидел на краю дивана и просто ждал. Сёма почувствовал, что смертельно устал.
-Встань, диван расстелю что ли, - буркнул Сёма. Постельное белье он вроде бы видел в шкафу….
Ботан лежал у стены, свернувшись в трясущийся клубок и прижавшись горячей спиной к Сёминому боку. Лобанов тяжело вздохнул и повернулся к нему лицом, осторожно обнимая худые плечи и притягивая Левина поближе к себе. Они уснули.
Сёме снилось что-то хорошее. И теплое. Сёме снилась Ольга. Такая родная и до каждого изгиба знакомая. Снилось, как она зовет его и говорит ему, какой он замечательный и нужный ей человек. И как она соскучилась.… А Сёма гладил ее по спине и твердил о том, что всегда-всегда будет с ней. А потом она вдруг начала его отталкивать и Сёма от удивления проснулся.
-Ты…ты дурак, Лобанов! – слабо попискивал прижатый Сёминым телом к дивану Левин, - слезь с меня!
-Не бухти, - оборвал Сёма, перекатываясь на спину, - время сколько? Опоздаем, Быков убьет.
-Сегодня суббота.
-Ну и че? – Сёма встал с дивана, потянулся, вспомнил, что на нем нет одежды, торопливо замотался в простыню. И заметил, как Левин странно на него посмотрел, а поймав Сёмин вопросительный взгляд, отвернулся, покраснев.
-Выходной, вот че, - передразнил Лобанова Левин и громко шмыгнул носом.
-А ты заболел, - ответил Сёма и глухо закашлял, - и я тоже. Вот блин, ну Левин, ну ты и олень! Все из-за тебя, лошара очкастый!
-А не надо было меня спасать! Герой тоже мне выискался! Я тебя об этом не просил! Ты мне не нужен! И вообще…. И вообще мне никто не нужен, - вдруг всхлипнул Левин, стирая кулаком злые непрошенные слезы.
Лобанов сел рядом и осторожно погладил худое плечо.
-Не, ну че ты завелся-то? Извини, не хотел. Да, правда, не хотел. Слушай, а можно я у тебя до понедельника перекантуюсь и мы с тобой квиты? Задолбался уже в отделении ночевать. А в понедельник друг как раз обещал ключи от квартиры оставить. Он типа за бугор сваливает почти на год.
Левин еще пару раз всхлипнул, мысленно что-то прикидывая, и неожиданно для Сёмы согласился.
-Ладно, Лобанов, ты мне все-таки жизнь спас, хотя тебя об этом никто и не просил, оставайся. Я как человек чести должен тебе отплатить услугой за услугу, - Левин встал с дивана, сделал несколько шагов и воткнулся в дверь, - Сёмен, отдай мои очки, это не смешно.
И посмотрел своими большущими незрячими глазищами на Лобанова. Тот вообще никогда романтиком не был и даже жене стихов не писал и волосы ее с огнем не сравнивал. А тут на ум полезли какие-то дурацкие сравнения, с ледяной гладью горных озер и… Сёма тряхнул головой, сгоняя наваждение, а Левин все ждал, когда ему ответят, чуть повернув голову в сторону.
-Так ты их того, утопил, - начал оправдываться Сёма, почувствовав себя почему-то неловко. Как будто в первую очередь надо было очки эти глупые спасать, а не чокнутого ботана.
-Ой, - совсем по-детски расстроился Боря, - они же еще дедушкиными….
-У тебя че у деда такое же зрение плохое было?
-Да нет, оправа дедушкина. Бабушка мне ее подарила, на память.
-Ну чего теперь делать. Ничего. Главное, сам жив остался. И здоров, - тут Левин оглушительно чихнул, - ну почти здоров, - поправил сам себя Сёма, - у тебя пожрать что-нибудь есть? Я голодный. Да еще все эти нервные потрясения. Война войной, обед по расписанию.
-Сейчас я…, - отмахнулся Боря, сосредоточенно копаясь в ящике стола, - сейчас я запасные найду и приготовлю что-нибудь. Потерпи.
-Да я и сам не без рук, - обиделся Сёма и пошел на кухню.
Очков Левин так и не нашел. Но нос подсказал ему, что Лобанов справился и без него. Пахло едой. И пахло изумительно.
-Ложку разглядишь? – подтрунивал над ботаником Сёма, с интересом наблюдая, как тот слепо щурясь, пытается разобрать, что же перед ним на тарелке.
-В данном случае твои шутки совершенно неуместны, - как можно жестче попытался ответить Левин. Жрать хотелось до рези в животе, а эта дурацкая ложка ну никак не хотела находиться.
-Левин, ты реально – лох, - беззлобно ругнулся Лобанов, вкладывая прибор в длинные и холодные пальцы Левина.
-А ты Лобанов – питекантроп, - не остался в долгу Боря.
Завтракали они молча.
Боря, неловко прихрамывая, начал собирать со стола пустые тарелки.
-Да сядь ты уже, немочь очкастая, - отодвинул его в сторону Лобанов и сам быстро и ловко собрал, а потом перемыл посуду, - че у тебя с ногой? Где копытце подломил?
Боря пожал плечами и закатал штанину. Колено неприятно порадовало длинной воспалившейся ссадиной и содранной кожей.
-Это наверное, я когда тебя на берег вытаскивал. Он там весь арматурой всякой усыпан и стеклом битым, - заметил Сёма, - намазать бы чем. У тебя зеленка есть?
-Есть, в аптечке.
-Я принесу. Ковыляй на диван.
Левин сидел на диване, крепко зажмурив глаза. Он с детства боялся уколов и зеленки. Боялся бездумно и безоглядно. И Сёма с маленькой склянкой был воплощением его ночных кошмаров.
-Да че ты трясешься – то так? У тебя температура что ли? – Лобанов потрогал большой и теплой рукой лоб Бори, - нету. Боишься что ли?
-Ничего я не боюсь. Не выдумывай. Мажь, давай быстрее.
-Оно и видно, что не боишься, - усмехнулся Сёма, вставая на колени рядом с поврежденной конечностью. Коленка была худой и острой. Почти такой же, как у соседской девчонки Машки, с которой в бытность свою ребенком дружил Сёма. И разбивала она их часто, потому что была отчаянной и лазила даже на такие заборы, на которые Сёмен никогда бы не полез. Он промокнул кусок бинта в зеленке и начал тихонечко по краю мазать воспалившуюся уже ссадину. Левин зашипел.
-Тихо ты, чего. Не больно же.
-Щиплет, - прошептал Левин.
-Щас подую, и все пройдет, - так же почему-то шепотом ответил Лобанов, осторожно дуя на коленку. И в этот момент он как будто увидел себя со стороны: маленький Левин скорчившийся на диване, ожидая, когда же ему опять будет больно и здоровый Сёма. Как дурак, дующий на зеленое колено. Лобанов засмеялся, мотнул головой и неосторожно ткнулся в ссадину подбородком. Боря тоненько, по-девчоночьи, взвизгнул и попытался отползти, а Сёма вставая, начал его успокаивать, но Левин случайно пнул его в ногу и он упал на него сверху и…. Сёма поцеловал его. Просто взял и поцеловал. А Левин так отчаянно начал ему отвечать. И вот он уже лежит на этом худющем ботанике, шарит под старой футболкой, гладит бока, впалую грудь, плоский с пушком живот, а Левин держит его голову своими птичьими руками и целует его лицо. Шепчет что-то. А у самого слезы на глазах. Сёма почувствовал, когда Боря случайно его щекой коснулся. Мокрая. Лобанов снова засмеялся, прижал его к себе покрепче, как будто баюкая,
-Ну чего ты опять сырость – то разводишь?
Левин обиженно шмыгнул и снова поцеловал Сёму куда-то в ухо. И Сёма забыл, что хотел сказать, стянул с ботаника штаны вместе с бельем, торопливо раздеваясь сам. Ну а чего? Не пятнадцать же лет, в самом-то деле, не может он – взрослый мужик одними поцелуями обойтись. А Левин даже не сопротивлялся, когда Сёма раздвинул его ноги, сплюнул на ладонь и пристроился к его заднице.
-Щас немного больно будет. Ты, главное, расслабься и не бойся, я тебе больно не сделаю, ты меня понял?
Левин слабо кивнул, зажмурив глаза. Сёма, придерживая под колени, начал входить в него. Было больно и хотелось отпихнуть Лобанова, но Боря держался. Он старался думать о том, как Лобанов большой и хороший. И как давно он ему нравится. И что вот наконец-то неясные метания и душевные терзания закончились, сейчас надо просто потерпеть и Сёме будет хорошо. Главное, чтобы Сёме было хорошо.
-Ох, ты ж тесный – то какой. Целка, - хмыкнул Лобанов.
Боря стремительно покраснел и отвернулся, здоровяк понял, что сморозил глупость и тяжело дыша, поцеловал его. Горячо и мокро. А Левин ответил и не заметил, как Сёма целиком в него вошел и начал двигаться. Сначала было немного больно, а потом хорошо. Неожиданно остро и хорошо. С Любой так не было. А тут… Сёма буквально втрахивал его в диван и громко сопел, а потом начал двигаться как-то очень быстро и без ритма, поймал член Левина своей ладонью и задвигал ею. Кончили они вместе. Как в той книжке про любовь, которые кучами валялись у Любы. Только в книжках обычно присутствовали баронессы, пираты, разбойники и графини. А тут Лобанов. Большой и потный, лежит на нем, и вставать видимо не собирается. Но это еще лучше. Боря уснул.
-Когда ж ты сдохнешь, наконец, лошара очкастый?! – в сердцах заорал на Левина Сёма, когда ботаник нечаянно задел Лобанова плечом. Сёма с яростью смотрел на расползающееся по белоснежной ткани халата некрасивое коричневое пятно, - сука! Это же чистый халат! И последний кофе! Ты слышишь меня, задрот?! Я тебя щас прямо здесь урою!!!
Левин не стал, как обычно, оправдываться, пытаться извиниться или на худой конец - удирать. Он как-то весь подобрался, побледнел, посмотрел внимательно на Сёму и закивал:
-Да, Лобанов, совершенно точно. Так и сделаю.
Офигевший от такого странного поворота событий, здоровяк, молча наблюдал за уходящим по коридору Левиным.
-Совсем охуел, - буркнул Сёма и пошел в ординаторскую, искать чистый халат.
Боря все продумал. Таблетки – это очень сложно. Петля – очень страшно. А вены – очень больно. Поэтому Боря выбрал воду. Во-первых, не так жутко. Во-вторых, гарантированно. Если сразу не захлебнется, то сердце в холодной воде остановится точно. Борис Аркадьевич еще раз прогнал ситуацию в голове, написал записку, в которой указал, что все делал добровольно, что винить в его смерти никого не стоит. И расплакался, совершенно по-детски, хлюпая носом и задыхаясь, вытирая слезы краешком рукава. Заглянувший в этот момент в ординаторскую Лобанов, себя не обнаружил, но насторожился. Пускай Сёма и не был самым умным и сообразительным во всей четверке, но интуиция у него была развита хорошо. И вид вздрагивающей спины Левина хороших предчувствий ему не принес, а уж то, как Боря торопливо строчил что-то на большом белом листке – заставило призадуматься. Когда Лобанов служил в армии, у них была традиция что ли – приглядывать друг за другом. Потому что если кто-то получал письмо от любимой или от родителей с тяжелыми или страшными новостями – случалось всякое. Иногда солдат напивался и шел в самовол, а иногда - брал автомат и шел в караул. И возвращался с караула не всегда. Когда дезертировал, когда пускал себе пулю в лоб. И вот второй вариант был безопаснее для окружающих, нежели первый. Потому что в случае первого…. Однажды Сёму чуть не пристрелил один такой «бегунок», на боку с тех пор некрасиво белел длинный шрам.
Боря зябко кутался в свою куртку, стоя на краю парапета. Чего уж теперь. Все. Совсем все. Он набрал грудью побольше воздуха и прыгнул. За спиной послышался отчаянный крик:
-Куда бля?!
Но холодная вода разомкнула свои объятья, утягивая Борю, унося его течением. Моментально промокшая одежда и ботинки тянули вниз, Боря захлебываясь пошел ко дну. Последней была мысль, что не такая уж это была хорошая идея и как же жалко маму.
-Дыши, сука! Дыши, - отчаянно просил Сёма, нажимая на грудную клетку. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Вдох. Зажать нос, вдохнуть воздух в легкие. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Не ломать ребра. Только ребра не ломать. Аккуратно. Вдох. Зажать нос. Выдох. И раз…. Левин дернулся, закашлялся, захватал воздух ртом, стараясь вдохнуть как можно больше. Сёма помог ему сесть, но Левин перевалился на бок, и его вырвало грязной мутной водой.
-Пидор ты Левин, ох и пидор же ты, - устало сказал Лобанов, замечая пробирающий до костей холод. Сидеть на пронизывающем октябрьском ветру – удовольствие из малоприятных. А когда он за очкариком в воду прыгал, успел только пальто скинуть и ботинки. И теперь с него лилось…. Как с Левина, который, надо сказать, выглядел еще хуже. Отсутствующий взгляд, синие губы. И вроде как по морде бы дать, по хорошему-то, да только рука не поднимается. Лобанов трясущимися руками достал из кармана пальто пачку сигарет, закурил, соображая, что же теперь делать дальше.
-Ленин, ты один живешь? – спросил он у проблевавшегося очкарика.
-Я не Ленин, я Левин, - на автомате поправил Боря.
-Да мне похуй, веришь, нет? Я спрашиваю, ты один живешь?
-Да.
-Вставай, давай, пошли тачку ловить, пока мы тут от холода не загнулись.
-Я не могу.
-Че опять?
-Нога болит, - а нога и вправду болела. Колено как будто раскаленным прутом проткнули.
-Да ёб твою мать! – выматерился Лобанов. Но делать нечего, пришлось до дороги тащить ботаника практически на себе. И долго ловить машину, ибо вид у них был совсем непрезентабельный. Наконец, рядом с ними тормознула затрапезного вида «тойота», Лобанов назвал адрес, загружая в салон не на шутку дрожащего Левина. «Мало ли чего он с собой один натворит», - решил Лобанов. И поехал вместе с Борей к нему, да и переодеться бы не мешало. Мокрая одежда никому здоровья не прибавляла. А моржом Сёма не был.
Однокомнатная квартира Левина встретила приятным и долгожданным теплом, а еще каким-то простым холостятским уютом. Всюду раскиданные раскрытые книги и забытые чашки из-под кофе и чая показались Сёме на своих местах. Ольга обычно жутко возмущалась, если он забывал пустую бутылку из-под пива у телика, или не мыл за собой кружку сразу после того, как выпил кофе.
Левин в полубессознательном состоянии шептал что-то о том, что он не хотел, и чтобы мама его простила, и что он больше так не будет и…. Лобанов не стал вникать, а начал быстро сдирать с них мокрую одежду. Нужен был горячий душ. Срочно.
Без одежды Боря выглядел еще меньше и несчастней. Одни коленки и локти. А еще ребра, на которых можно было играть как на ксилофоне. Лобанов покачал головой и сунул несопротивляющегося Левина под горячий душ, залезая следом сам. Кипятошные капли неприятно жалили, но согревали. Лобанов закрыл глаза, подставляя лицо воде, не забывая придерживать очкарика, который попытался было дернуться.
-Тихо, коза, - шикнул на него Лобанов, - грейся, давай.
Из душа они вышли согревшиеся и распаренные. Сёма посадил Левина на диван и начал искать в шкафу полотенца и одежду. И если с Левиным вопрос решился сразу, то вот для него точно ничего не было. Плюнув, Сёма завернулся в найденную махровую простыню. Оставил сидеть безучастного Левина на диване, Лобанов быстро отжал и развешал их мокрую одежду в ванной, проклиная про себя Борину глупость и дурость, стараясь не думать о том, что именно он сегодня пожелал ему смерти. И тут до него дошло. Вот почему Левин согласился и вот что имел в виду. Сёма даже на месте замер. А что было бы, если бы он не пошел за ним после больницы. А что было бы, если бы он не успел? А что было бы… Блять. Ну, Левин, ну сука! Придумал тоже.… Топиться. Му-му гребаная! Сёма сжал кулаки, но решил, что ботану он потом хорошенько пропишет, когда тот одыбает. Пошел на кухню, ставить чайник. Найденная в холодильнике водка стала приятным сюрпризом. Сёма быстро разлил по стаканам огненную воду и сунул один Боре.
-Пей.
Боря послушно выпил. Закашлялся, выплюнув половину.
-Задирай футболку, щас я тебя растирать буду.
Левин даже не пытался сопротивляться. «Совсем херово», - подумал Сёма. Да раньше бы этот олень такую бучу поднял, а сейчас…
За окнами стемнело, от выпитого клонило в сон и жутко хотелось вытянуться, закрыть глаза и отрубиться минуток на шестьсот. И Левин клевал носом. Посмотрел на него, Сёма поймал себя на мысли, что что-то не так. Присмотревшись - понял. Олень свои идиотские очки потерял. Наверное, слетели, когда этот дебил в воду прыгал. И теперь Боря сонно моргал почти слепыми глазами, уже даже не пытаясь понять, что вокруг него происходит. Влажные волосы смешными иголочками торчали вверх, Левин сидел на краю дивана и просто ждал. Сёма почувствовал, что смертельно устал.
-Встань, диван расстелю что ли, - буркнул Сёма. Постельное белье он вроде бы видел в шкафу….
Ботан лежал у стены, свернувшись в трясущийся клубок и прижавшись горячей спиной к Сёминому боку. Лобанов тяжело вздохнул и повернулся к нему лицом, осторожно обнимая худые плечи и притягивая Левина поближе к себе. Они уснули.
Сёме снилось что-то хорошее. И теплое. Сёме снилась Ольга. Такая родная и до каждого изгиба знакомая. Снилось, как она зовет его и говорит ему, какой он замечательный и нужный ей человек. И как она соскучилась.… А Сёма гладил ее по спине и твердил о том, что всегда-всегда будет с ней. А потом она вдруг начала его отталкивать и Сёма от удивления проснулся.
-Ты…ты дурак, Лобанов! – слабо попискивал прижатый Сёминым телом к дивану Левин, - слезь с меня!
-Не бухти, - оборвал Сёма, перекатываясь на спину, - время сколько? Опоздаем, Быков убьет.
-Сегодня суббота.
-Ну и че? – Сёма встал с дивана, потянулся, вспомнил, что на нем нет одежды, торопливо замотался в простыню. И заметил, как Левин странно на него посмотрел, а поймав Сёмин вопросительный взгляд, отвернулся, покраснев.
-Выходной, вот че, - передразнил Лобанова Левин и громко шмыгнул носом.
-А ты заболел, - ответил Сёма и глухо закашлял, - и я тоже. Вот блин, ну Левин, ну ты и олень! Все из-за тебя, лошара очкастый!
-А не надо было меня спасать! Герой тоже мне выискался! Я тебя об этом не просил! Ты мне не нужен! И вообще…. И вообще мне никто не нужен, - вдруг всхлипнул Левин, стирая кулаком злые непрошенные слезы.
Лобанов сел рядом и осторожно погладил худое плечо.
-Не, ну че ты завелся-то? Извини, не хотел. Да, правда, не хотел. Слушай, а можно я у тебя до понедельника перекантуюсь и мы с тобой квиты? Задолбался уже в отделении ночевать. А в понедельник друг как раз обещал ключи от квартиры оставить. Он типа за бугор сваливает почти на год.
Левин еще пару раз всхлипнул, мысленно что-то прикидывая, и неожиданно для Сёмы согласился.
-Ладно, Лобанов, ты мне все-таки жизнь спас, хотя тебя об этом никто и не просил, оставайся. Я как человек чести должен тебе отплатить услугой за услугу, - Левин встал с дивана, сделал несколько шагов и воткнулся в дверь, - Сёмен, отдай мои очки, это не смешно.
И посмотрел своими большущими незрячими глазищами на Лобанова. Тот вообще никогда романтиком не был и даже жене стихов не писал и волосы ее с огнем не сравнивал. А тут на ум полезли какие-то дурацкие сравнения, с ледяной гладью горных озер и… Сёма тряхнул головой, сгоняя наваждение, а Левин все ждал, когда ему ответят, чуть повернув голову в сторону.
-Так ты их того, утопил, - начал оправдываться Сёма, почувствовав себя почему-то неловко. Как будто в первую очередь надо было очки эти глупые спасать, а не чокнутого ботана.
-Ой, - совсем по-детски расстроился Боря, - они же еще дедушкиными….
-У тебя че у деда такое же зрение плохое было?
-Да нет, оправа дедушкина. Бабушка мне ее подарила, на память.
-Ну чего теперь делать. Ничего. Главное, сам жив остался. И здоров, - тут Левин оглушительно чихнул, - ну почти здоров, - поправил сам себя Сёма, - у тебя пожрать что-нибудь есть? Я голодный. Да еще все эти нервные потрясения. Война войной, обед по расписанию.
-Сейчас я…, - отмахнулся Боря, сосредоточенно копаясь в ящике стола, - сейчас я запасные найду и приготовлю что-нибудь. Потерпи.
-Да я и сам не без рук, - обиделся Сёма и пошел на кухню.
Очков Левин так и не нашел. Но нос подсказал ему, что Лобанов справился и без него. Пахло едой. И пахло изумительно.
-Ложку разглядишь? – подтрунивал над ботаником Сёма, с интересом наблюдая, как тот слепо щурясь, пытается разобрать, что же перед ним на тарелке.
-В данном случае твои шутки совершенно неуместны, - как можно жестче попытался ответить Левин. Жрать хотелось до рези в животе, а эта дурацкая ложка ну никак не хотела находиться.
-Левин, ты реально – лох, - беззлобно ругнулся Лобанов, вкладывая прибор в длинные и холодные пальцы Левина.
-А ты Лобанов – питекантроп, - не остался в долгу Боря.
Завтракали они молча.
Боря, неловко прихрамывая, начал собирать со стола пустые тарелки.
-Да сядь ты уже, немочь очкастая, - отодвинул его в сторону Лобанов и сам быстро и ловко собрал, а потом перемыл посуду, - че у тебя с ногой? Где копытце подломил?
Боря пожал плечами и закатал штанину. Колено неприятно порадовало длинной воспалившейся ссадиной и содранной кожей.
-Это наверное, я когда тебя на берег вытаскивал. Он там весь арматурой всякой усыпан и стеклом битым, - заметил Сёма, - намазать бы чем. У тебя зеленка есть?
-Есть, в аптечке.
-Я принесу. Ковыляй на диван.
Левин сидел на диване, крепко зажмурив глаза. Он с детства боялся уколов и зеленки. Боялся бездумно и безоглядно. И Сёма с маленькой склянкой был воплощением его ночных кошмаров.
-Да че ты трясешься – то так? У тебя температура что ли? – Лобанов потрогал большой и теплой рукой лоб Бори, - нету. Боишься что ли?
-Ничего я не боюсь. Не выдумывай. Мажь, давай быстрее.
-Оно и видно, что не боишься, - усмехнулся Сёма, вставая на колени рядом с поврежденной конечностью. Коленка была худой и острой. Почти такой же, как у соседской девчонки Машки, с которой в бытность свою ребенком дружил Сёма. И разбивала она их часто, потому что была отчаянной и лазила даже на такие заборы, на которые Сёмен никогда бы не полез. Он промокнул кусок бинта в зеленке и начал тихонечко по краю мазать воспалившуюся уже ссадину. Левин зашипел.
-Тихо ты, чего. Не больно же.
-Щиплет, - прошептал Левин.
-Щас подую, и все пройдет, - так же почему-то шепотом ответил Лобанов, осторожно дуя на коленку. И в этот момент он как будто увидел себя со стороны: маленький Левин скорчившийся на диване, ожидая, когда же ему опять будет больно и здоровый Сёма. Как дурак, дующий на зеленое колено. Лобанов засмеялся, мотнул головой и неосторожно ткнулся в ссадину подбородком. Боря тоненько, по-девчоночьи, взвизгнул и попытался отползти, а Сёма вставая, начал его успокаивать, но Левин случайно пнул его в ногу и он упал на него сверху и…. Сёма поцеловал его. Просто взял и поцеловал. А Левин так отчаянно начал ему отвечать. И вот он уже лежит на этом худющем ботанике, шарит под старой футболкой, гладит бока, впалую грудь, плоский с пушком живот, а Левин держит его голову своими птичьими руками и целует его лицо. Шепчет что-то. А у самого слезы на глазах. Сёма почувствовал, когда Боря случайно его щекой коснулся. Мокрая. Лобанов снова засмеялся, прижал его к себе покрепче, как будто баюкая,
-Ну чего ты опять сырость – то разводишь?
Левин обиженно шмыгнул и снова поцеловал Сёму куда-то в ухо. И Сёма забыл, что хотел сказать, стянул с ботаника штаны вместе с бельем, торопливо раздеваясь сам. Ну а чего? Не пятнадцать же лет, в самом-то деле, не может он – взрослый мужик одними поцелуями обойтись. А Левин даже не сопротивлялся, когда Сёма раздвинул его ноги, сплюнул на ладонь и пристроился к его заднице.
-Щас немного больно будет. Ты, главное, расслабься и не бойся, я тебе больно не сделаю, ты меня понял?
Левин слабо кивнул, зажмурив глаза. Сёма, придерживая под колени, начал входить в него. Было больно и хотелось отпихнуть Лобанова, но Боря держался. Он старался думать о том, как Лобанов большой и хороший. И как давно он ему нравится. И что вот наконец-то неясные метания и душевные терзания закончились, сейчас надо просто потерпеть и Сёме будет хорошо. Главное, чтобы Сёме было хорошо.
-Ох, ты ж тесный – то какой. Целка, - хмыкнул Лобанов.
Боря стремительно покраснел и отвернулся, здоровяк понял, что сморозил глупость и тяжело дыша, поцеловал его. Горячо и мокро. А Левин ответил и не заметил, как Сёма целиком в него вошел и начал двигаться. Сначала было немного больно, а потом хорошо. Неожиданно остро и хорошо. С Любой так не было. А тут… Сёма буквально втрахивал его в диван и громко сопел, а потом начал двигаться как-то очень быстро и без ритма, поймал член Левина своей ладонью и задвигал ею. Кончили они вместе. Как в той книжке про любовь, которые кучами валялись у Любы. Только в книжках обычно присутствовали баронессы, пираты, разбойники и графини. А тут Лобанов. Большой и потный, лежит на нем, и вставать видимо не собирается. Но это еще лучше. Боря уснул.