Пейринг: Канон
Рейтинг: будет расти
Ворнинг: аффтор пишет сериал
Дисклеймер: я - волонтер.
Часть 7
Нажми меня
Лобанов растерянно сидел на больничной койке. Рядом стояла небольшая спортивная сумка с вещами. Его вроде как выписали. А идти некуда совершенно. И в отделении как в прошлый раз, не переночуешь. Он же на больничном еще две недели. И что теперь делать? В гостиницу? Так денег в обрез. Друзья… Сёма как начал встречаться с Ольгой, практически перестал с ними общаться. Осталось несколько семейных. Но не пойдешь же к ним. У всех жены, дети….
-Ну что Лобанов, так понравилось лечиться, что и уходить не хочется? – в палате появился Быков собственной персоной. За то время, пока Сёма лежал в больнице, они стали ближе что ли. Сёма лучше теперь понимал Андрея Евгеньевича. Почему тот так орал на них и постоянно гонял. Да на месте терапевта Сёма, такого идиота как он сам, вообще бы убил, наверное.
-Некуда.
-Что значит некуда?
-То и значит. Идти некуда. На вокзал, если только, - Лобанова аж холодом проняло от такой перспективы.
-Вокзал не вариант, - согласился Быков, - ладно. Поехали ко мне.
-Куда? - удивился Сёма.
-Слушай, Лобанов, у нас, что сегодня день «Повтори за собеседником»? Ко мне, - уже тише буркнул Быков. Ему было ужасно неловко проявлять человеколюбие. Но Лобанова жалко. Не так уж и виноват тот был перед своей женщиной, чтобы его как собачонку выкидывать на улицу, - одевайся. Поехали.
-А неплохо вы живете, Андрей Евгеньевич, - присвистнул Лобанов, заходя в квартиру.
-Располагайся Лобанов и чувствуй себя как в гостях, - ответил довольный Быков.
Квартира была двухкомнатной и достаточной просторной. Глаз радовала огромная плазма с приставкой и навороченный компьютер. Как Быков умудрился купить все это на небольшую по общим меркам зарплату, Лобанов не представлял.
-Комп не трогать, на приставку не дышать, телик не включать, - инструктировал его Быков, показывая квартиру, - спать будешь на диване. Здесь сплю я, - Быков распахнул дверь во вторую комнату. Стены от пола до самого потолка украшали книжные полки, битком забитые разношерстной литературой. И «Всадник без головы», и труды Авиценны, и потасканный томик неизвестно как затесавшейся сюда Донцовой, - книги брать можно. И даже нужно. Букваря, прости, нету. И куртки свои я продавать не буду. Извини, мой деревянный друг, если не умеешь читать, ничем помочь не смогу.
Вечер прошел на удивление мирно. Андрей Евгеньевич соорудил нехитрый ужин, что-то напевая себе под нос. Они поели. Потом Сёма пытался читать большой справочник по травматологии, а Быков рубился в приставку, гася инопланетных захватчиков, Сёма краем глаза подглядывал и незаметно для себя уснул. Проснулся резко среди ночи, как будто его включили. В комнате никого не было, по полу бежали отсветы фар проезжающих машин. Мобильник подсказал, что времени полтретьего ночи. Холодный пол заставил неприятно поежиться, Сёма тихо дошел до ванной попил воды и снова лег спать.
Утром Быков ушел, не разбудив Сёму. Проснувшись, Лобанов обнаружил, что он совершенно один в квартире. Встал, попробовал размять плечо. Все еще болело. В ванной критически рассматривал свое отражение в зеркале. Похудел. И сдал сильно. Раньше Левин у него всегда спрашивал, чего же он такого ест, что такой вот здоровый. Ракетное топливо? На что Сема, обычно смеясь, отвечал, что кашу по утрам. Левин ему долго объяснял, что для построения такого мышечного каркаса одних углеводов недостаточно и что тут, наверное, много белков и наследственность и … Сёма его обычно не слушал. На ключице некрасивой синей полоской виднелся шрам от штифта. Лобанов потер больное место, вздохнул и пошел на кухню, искать еду. Нашел. Тарелку с яичницей и грозную записку на холодильнике: «Взорвешь плиту или сожжешь квартиру, приду – убью. Б». Сёма улыбнулся, быстро позавтракал и начал думать, чем он может общественно полезным заняться. В раковине радовала глаз гора грязной посуды. А в ванной Сёма заметил кучу грязного белья. Все равно свое после больницы стирать. Чего уж. В армии Сёме четко объяснили, что проблемы надо решать по мере их поступления. Начать он решил с кухни….
Домой Быков вернулся усталый и злой. Кисегач, чтоб ее за ногу и об угол. Может у нее климакс начался? Возраст-то дает свое. Иначе как объяснить, что эта мегера умудрилась добраться до его телефона, устроить шмон в адресной книге и закатить ему истерику из-за того, что ничего не нашла? А сынулька ее чуть не убил бабульку. Сынулька - бабулька. Рифмуется. Бабулька. Пьяная бабулька. Купитман. Быков ухмыльнулся, вспомнив, как ловко сегодня столкнул лбами Натаныча и Настасью. Ибо не фиг кровь сворачивать. Теперь Кисегач думает, что Купитман познакомил Быкова с одной из своих пациенток и у них роман. Пусть и на своей шкуре узнает, что такое – злобная гарпия. Интересно, а не разнес ли ему квартиру Лобанов? Боязно было оставлять его один на один со своей жилплощадью, но делать нечего. Первый же начал игру «Добрый самаритянин и Ко». Но, к приятному удивлению, Андрей обнаружил Лобанова не за разгромом его квартиры, а за вполне себе мирным занятием – чтением все того же справочника. И дом как будто свежее выглядел. До Быкова дошло – Сёма пыль вытер. Терапевту некогда было заниматься облагораживанием своей жилплощади. Пожрать, порубиться в комп и поспать – вот дела насущные у светила больницы № 13, на уборку времени обычно не оставалось. И посуду Андрей Евгеньевич мыл только тогда, когда заканчивалось абсолютно все. Изредка бывавшая у него Кисегач по поводу бардака ворчала, но порядок наводить не торопилась, ибо считала, что не барское это дело.
-Привет Семён, - поздоровался Быков, - ну как оно? Ничего не сломал? Ничего не трогал? Не разбил ли любимый фарфоровый сервиз моей покойной бабули?
-Добрый вечер Андрей Евгеньевич. Все нормально, - пожал здоровым плечо Сёма, - у вас доска для глажки есть?
-Чой-то? – недоверчиво переспросил Быков.
-Да мне бы джинсы погладить. Вам если что нужно, скажите. Тоже поглажу. Меня не задавит.
Быков зашел в свою комнату и обнаружил на постели аккуратно сложенную горку чистой одежды и постельного белья. «Ну, надо же», - удивился терапевт. Лобанов - он ведь вроде и тупой, а хозяйственный.
-Так ты может и пожрать приготовил, а? – спросил у Сёмы выглянувший из комнаты Быков, натягивая чистую футболку.
-Если картошку жареную с котлетами будете, то да, приготовил.
-Лобанов, в моих глазах твой рейтинг значительно вырос. А котлеты-то где взял?
-В морозилке нашел.
-Странно, - задумался Быков, - я там ничего кроме снегов и льда не видел.
-Так они под снегом, - улыбнулся Сёма, - вы бы продуктов, что ли купили. Я бы чего получше приготовил.
-Так, скажи мне, где Лобанов и кто ты такой? – нахмурился Быков, - добрый человек, куда ты дел хорошо знакомую мне бестолочь, которая чистый халат себе не могла найти? Или ты отравить меня задумал, сознавайся!
Идиллия продолжалась три с половиной дня. Под конец четвертого Люба передала Быкову конверт. Повестка в суд для Лобанова на бракоразводный процесс. Быков печенкой чуял, что не к добру это, ох не к добру. Сёмен все это время был на удивление спокоен и тих, и Андрей знал, что скоро будет срыв. Не бывает так, чтобы все гладко. Никогда не бывает. Быков поймал себя на странном и щемящем чувстве. Только несколько секунд спустя до него дошло, что это жалость.
На следующий день был суд. Быков одолжил Сёме свой единственный галстук и даже завязал его в винзорский узел. Единственное, что он мог на тот момент сделать для Лобанова. Сёма натянуто улыбался, вернувшись из суда и натыкался на углы. Быков вздохнул, достал из загашника бутылку виски, нарезал нехитрую закуску и почти силком влил первые пятьдесят граммов в упирающегося Лобанова.
-Она…я ее…Да вы понимаете…оно ведь как….семья…да я ради нее…, - всхлипывал Лобанов. Андрей философски дымил в открытую форточку. Не первый год замужем, как говорится. Игореха убивался сильнее. И страшнее. Быков до того момента и не думал, что человек не метафорически может чернеть лицом. Как будто изнутри копотью покрылся, когда в душе что-то важное дотла выгорело. В самом сердце. И глаза пустые-пустые. Андрей его глаз никогда не забывал. Жуткий взгляд, отрешенный. Быков когда от него в тот день уходил, как чувствовал, что не кончится это все добром. Оно и не кончилось. Застрелился Игореха. Ночью. Андрей тогда поймал себя на мысли, что почти не удивлен и чего-то такого подсознательно ждал. И совсем не хотелось увидеть таких глазу у туповатого, но добродушного здоровяка Лобанова. Быков и врагу бы таких глаз не пожелал.
-Пойми Сёма, все бабы дуры. Все, как одна, - прервал бессвязную речь интерна порядком подуставший от этого бреда Быков, - и Кисегач дура, и Варя дура, И Люба дура. А Ольга твоя – идиотка. Пойми, нормальные бабы такими мужиками как ты, не разбрасываются. А если она – идиотка, то и тебе не нужна. Понимаешь, в чем дело – не скоро, лет так через …цать, но она о тебе вспомнит. И знаешь, как она о тебе вспомнит? Как о лучшем, что было в ее коротенькой серой жизни.
-Вы, правда, так думаете? – спросил порядком пьяный Сёма. В конце туннеля забрезжил свет.
-Да Лобанов, я действительно так думаю. Поверь моему богатому жизненному опыту, - устало заверил Лобанова Быков. Он терпеть не мог играть роль всепонимающей Арины Родионовны, но что делать, как говорится, назвался психоаналитиком, полезай в кабинет.
-Ну что Лобанов, так понравилось лечиться, что и уходить не хочется? – в палате появился Быков собственной персоной. За то время, пока Сёма лежал в больнице, они стали ближе что ли. Сёма лучше теперь понимал Андрея Евгеньевича. Почему тот так орал на них и постоянно гонял. Да на месте терапевта Сёма, такого идиота как он сам, вообще бы убил, наверное.
-Некуда.
-Что значит некуда?
-То и значит. Идти некуда. На вокзал, если только, - Лобанова аж холодом проняло от такой перспективы.
-Вокзал не вариант, - согласился Быков, - ладно. Поехали ко мне.
-Куда? - удивился Сёма.
-Слушай, Лобанов, у нас, что сегодня день «Повтори за собеседником»? Ко мне, - уже тише буркнул Быков. Ему было ужасно неловко проявлять человеколюбие. Но Лобанова жалко. Не так уж и виноват тот был перед своей женщиной, чтобы его как собачонку выкидывать на улицу, - одевайся. Поехали.
-А неплохо вы живете, Андрей Евгеньевич, - присвистнул Лобанов, заходя в квартиру.
-Располагайся Лобанов и чувствуй себя как в гостях, - ответил довольный Быков.
Квартира была двухкомнатной и достаточной просторной. Глаз радовала огромная плазма с приставкой и навороченный компьютер. Как Быков умудрился купить все это на небольшую по общим меркам зарплату, Лобанов не представлял.
-Комп не трогать, на приставку не дышать, телик не включать, - инструктировал его Быков, показывая квартиру, - спать будешь на диване. Здесь сплю я, - Быков распахнул дверь во вторую комнату. Стены от пола до самого потолка украшали книжные полки, битком забитые разношерстной литературой. И «Всадник без головы», и труды Авиценны, и потасканный томик неизвестно как затесавшейся сюда Донцовой, - книги брать можно. И даже нужно. Букваря, прости, нету. И куртки свои я продавать не буду. Извини, мой деревянный друг, если не умеешь читать, ничем помочь не смогу.
Вечер прошел на удивление мирно. Андрей Евгеньевич соорудил нехитрый ужин, что-то напевая себе под нос. Они поели. Потом Сёма пытался читать большой справочник по травматологии, а Быков рубился в приставку, гася инопланетных захватчиков, Сёма краем глаза подглядывал и незаметно для себя уснул. Проснулся резко среди ночи, как будто его включили. В комнате никого не было, по полу бежали отсветы фар проезжающих машин. Мобильник подсказал, что времени полтретьего ночи. Холодный пол заставил неприятно поежиться, Сёма тихо дошел до ванной попил воды и снова лег спать.
Утром Быков ушел, не разбудив Сёму. Проснувшись, Лобанов обнаружил, что он совершенно один в квартире. Встал, попробовал размять плечо. Все еще болело. В ванной критически рассматривал свое отражение в зеркале. Похудел. И сдал сильно. Раньше Левин у него всегда спрашивал, чего же он такого ест, что такой вот здоровый. Ракетное топливо? На что Сема, обычно смеясь, отвечал, что кашу по утрам. Левин ему долго объяснял, что для построения такого мышечного каркаса одних углеводов недостаточно и что тут, наверное, много белков и наследственность и … Сёма его обычно не слушал. На ключице некрасивой синей полоской виднелся шрам от штифта. Лобанов потер больное место, вздохнул и пошел на кухню, искать еду. Нашел. Тарелку с яичницей и грозную записку на холодильнике: «Взорвешь плиту или сожжешь квартиру, приду – убью. Б». Сёма улыбнулся, быстро позавтракал и начал думать, чем он может общественно полезным заняться. В раковине радовала глаз гора грязной посуды. А в ванной Сёма заметил кучу грязного белья. Все равно свое после больницы стирать. Чего уж. В армии Сёме четко объяснили, что проблемы надо решать по мере их поступления. Начать он решил с кухни….
Домой Быков вернулся усталый и злой. Кисегач, чтоб ее за ногу и об угол. Может у нее климакс начался? Возраст-то дает свое. Иначе как объяснить, что эта мегера умудрилась добраться до его телефона, устроить шмон в адресной книге и закатить ему истерику из-за того, что ничего не нашла? А сынулька ее чуть не убил бабульку. Сынулька - бабулька. Рифмуется. Бабулька. Пьяная бабулька. Купитман. Быков ухмыльнулся, вспомнив, как ловко сегодня столкнул лбами Натаныча и Настасью. Ибо не фиг кровь сворачивать. Теперь Кисегач думает, что Купитман познакомил Быкова с одной из своих пациенток и у них роман. Пусть и на своей шкуре узнает, что такое – злобная гарпия. Интересно, а не разнес ли ему квартиру Лобанов? Боязно было оставлять его один на один со своей жилплощадью, но делать нечего. Первый же начал игру «Добрый самаритянин и Ко». Но, к приятному удивлению, Андрей обнаружил Лобанова не за разгромом его квартиры, а за вполне себе мирным занятием – чтением все того же справочника. И дом как будто свежее выглядел. До Быкова дошло – Сёма пыль вытер. Терапевту некогда было заниматься облагораживанием своей жилплощади. Пожрать, порубиться в комп и поспать – вот дела насущные у светила больницы № 13, на уборку времени обычно не оставалось. И посуду Андрей Евгеньевич мыл только тогда, когда заканчивалось абсолютно все. Изредка бывавшая у него Кисегач по поводу бардака ворчала, но порядок наводить не торопилась, ибо считала, что не барское это дело.
-Привет Семён, - поздоровался Быков, - ну как оно? Ничего не сломал? Ничего не трогал? Не разбил ли любимый фарфоровый сервиз моей покойной бабули?
-Добрый вечер Андрей Евгеньевич. Все нормально, - пожал здоровым плечо Сёма, - у вас доска для глажки есть?
-Чой-то? – недоверчиво переспросил Быков.
-Да мне бы джинсы погладить. Вам если что нужно, скажите. Тоже поглажу. Меня не задавит.
Быков зашел в свою комнату и обнаружил на постели аккуратно сложенную горку чистой одежды и постельного белья. «Ну, надо же», - удивился терапевт. Лобанов - он ведь вроде и тупой, а хозяйственный.
-Так ты может и пожрать приготовил, а? – спросил у Сёмы выглянувший из комнаты Быков, натягивая чистую футболку.
-Если картошку жареную с котлетами будете, то да, приготовил.
-Лобанов, в моих глазах твой рейтинг значительно вырос. А котлеты-то где взял?
-В морозилке нашел.
-Странно, - задумался Быков, - я там ничего кроме снегов и льда не видел.
-Так они под снегом, - улыбнулся Сёма, - вы бы продуктов, что ли купили. Я бы чего получше приготовил.
-Так, скажи мне, где Лобанов и кто ты такой? – нахмурился Быков, - добрый человек, куда ты дел хорошо знакомую мне бестолочь, которая чистый халат себе не могла найти? Или ты отравить меня задумал, сознавайся!
Идиллия продолжалась три с половиной дня. Под конец четвертого Люба передала Быкову конверт. Повестка в суд для Лобанова на бракоразводный процесс. Быков печенкой чуял, что не к добру это, ох не к добру. Сёмен все это время был на удивление спокоен и тих, и Андрей знал, что скоро будет срыв. Не бывает так, чтобы все гладко. Никогда не бывает. Быков поймал себя на странном и щемящем чувстве. Только несколько секунд спустя до него дошло, что это жалость.
На следующий день был суд. Быков одолжил Сёме свой единственный галстук и даже завязал его в винзорский узел. Единственное, что он мог на тот момент сделать для Лобанова. Сёма натянуто улыбался, вернувшись из суда и натыкался на углы. Быков вздохнул, достал из загашника бутылку виски, нарезал нехитрую закуску и почти силком влил первые пятьдесят граммов в упирающегося Лобанова.
-Она…я ее…Да вы понимаете…оно ведь как….семья…да я ради нее…, - всхлипывал Лобанов. Андрей философски дымил в открытую форточку. Не первый год замужем, как говорится. Игореха убивался сильнее. И страшнее. Быков до того момента и не думал, что человек не метафорически может чернеть лицом. Как будто изнутри копотью покрылся, когда в душе что-то важное дотла выгорело. В самом сердце. И глаза пустые-пустые. Андрей его глаз никогда не забывал. Жуткий взгляд, отрешенный. Быков когда от него в тот день уходил, как чувствовал, что не кончится это все добром. Оно и не кончилось. Застрелился Игореха. Ночью. Андрей тогда поймал себя на мысли, что почти не удивлен и чего-то такого подсознательно ждал. И совсем не хотелось увидеть таких глазу у туповатого, но добродушного здоровяка Лобанова. Быков и врагу бы таких глаз не пожелал.
-Пойми Сёма, все бабы дуры. Все, как одна, - прервал бессвязную речь интерна порядком подуставший от этого бреда Быков, - и Кисегач дура, и Варя дура, И Люба дура. А Ольга твоя – идиотка. Пойми, нормальные бабы такими мужиками как ты, не разбрасываются. А если она – идиотка, то и тебе не нужна. Понимаешь, в чем дело – не скоро, лет так через …цать, но она о тебе вспомнит. И знаешь, как она о тебе вспомнит? Как о лучшем, что было в ее коротенькой серой жизни.
-Вы, правда, так думаете? – спросил порядком пьяный Сёма. В конце туннеля забрезжил свет.
-Да Лобанов, я действительно так думаю. Поверь моему богатому жизненному опыту, - устало заверил Лобанова Быков. Он терпеть не мог играть роль всепонимающей Арины Родионовны, но что делать, как говорится, назвался психоаналитиком, полезай в кабинет.