Аффтор: Штатный Псих
Бэта: Алин 18
Пэйринг: Романенко и ....читай теееекст))))
Ворнинг:аффтор трезвъ как стекло уже месяц.
Рейтинг: ну нца канешна)) мне стыдно было бы что-то другое нести))
Нажми/вздрочни
Романенко, пьяно пошатываясь, стоял у родной двери и пытался попасть ключом в замочную скважину.
-Так-так-так, - раздалось вдруг из ниоткуда, а скважина пропала, - так-так-так, - вновь повторил знакомый голос. До Глеба дошло, что дверь открыта и на пороге его уже ждут.
-Я….Я все объясню.
-Не трудись.
-Подожди, ты….опять меня не так понимаешь!
-А как тебя можно понять? Четвертый час утра, телефон всю ночь отключен, приполз с клуба, пьяный, не побоюсь этого слова, вдрызг! Глеб, мы же… Мы же договаривались, что ты больше так не будешь,- в голосе едва слышно зазвенела обида.
-Черт, солнышко, ну ты же знаешь, что я люблю только тебя, зайчик, да я бы никогда….
-Что на этот раз? Мальчишник? Диплом? Или день рождения?
-День рождения, - слабо оправдывался Глеб, - У Арча, ты же знаешь Арча, он бы обиделся, если бы я не пришел.
-Это тот тупой качок, который обозвал меня синим чулком?
-Не дуйся, конфета моя, ты не чулок. Сексуальней тебя у меня вообще никого не было, - и Глеб полез с поцелуями, не обращая внимания на сопротивление. В конце концов, секс – лучшее лекарство от любой ссоры. Трахаться Романенко любил больше, чем ругаться.
-Нет, ты подожди! А позвонить и предупредить, что задержишься, ты конечно не мог?
-Конечно, не мог, зарядка села, а потом уже и не до того было. Ну чего ты ломаешься, пойдем в постель. Я тебя так хочу, сладкий мой сахар.
-Да и правда, на что я тебе? Только для секса…. Со мной же можно не считаться, не думать о том, что я о тебе волнуюсь, переживаю, не могу без тебя заснуть. Чего там, у меня же железные нервы и сердца нет, да?
Глебу стало очень стыдно. Он уткнулся лбом в шею любовника, зажмурился и осторожно обнял.
-Прости. Я не хотел. Я люблю тебя, весна моя. И…да ну их всех. Вот честно. Давай, я просто выкину телефон и все. Хочешь? И тогда нас никто не потревожит. И хрен кто мне дозвонится. И я больше никуда не поеду. Давай не вылазить из постели. И вообще плевал я на весь мир, у меня ты есть, - Глеб вдруг взял свою трубу, размахнулся и швырнул ее в стену. Телефон запрыгал черными осколками по полу.
-Сумасшедший! Тебя же мать убьет.
-Дам ей твой номер. Давно пора поставить ее в известность о том, что мы вместе.
-Глеб… Давай мы завтра об этом поговорим. Не думаю, что она рада будет.
-Плевал я и на нее тоже! – Глеб жадно поцеловал собеседника, роняя его на кровать.
-Аккуратней! Ты мне что-нибудь сломаешь!
-Вылечу, - шептал Глеб, задирая футболку и жадно целуя впалый живот.
-Эй, сбавь газ, сегодня я сверху, - заявил Борис, поправляя очки.
-Не понял.
-А чего понимать, Глеб, ты проштрафился, зарабатывай мое прощение. Иначе не честно, - Борис сложил руки на груди, и весь его вид говорил о решительности и упрямство.
-Ладно, солнышко, только не ругайся, - черт с ним, пусть перебесится. Иногда Глеб уступал любовнику, - минет для начала?
Левин кивнул. Глеб осторожно снял с ботаника очки. Он давно предлагал Боре перейти на линзы, но тот упорно отказывался и продолжал таскать это уродство на лице. Романенко ласково поцеловал Борю в нос и смешно фыркнул ему в ухо, оглаживая бока и плечи. Боря тихо засмеялся в ответ, обнимая его спину и комкая пальцами рубашку.
-Сними ее, - прошептал он, - от нее пахнет плохо.
Ткань и вправду источала ароматы клубной жизни. Табак, пот, смесь чужих одеколонов - духов и почему-то ментоловый освежитель для салона авто. Гадко. Боре казалось, что на рубашке остались следы людей, которые хотели забрать у него его Глеба. Его Глеб. До сих пор как-то дико звучит.
А Романенко ни о чем не думал, он просто скинул одежду, залез под одеяло, утягивая Левина за собой.
-Ноги ледяные, - прошептал Глеб, - опять, что ли без тапок ходил, да?
-Забыл, - рассеяно ответил Боря, стараясь разглядеть его лицо, но сумерки и плохое зрение этому не способствовали. Он обвел черты его лица кончиками пальцев. Боря всегда так делал. А Глеб шутил, что в такие моменты он похож на слепого.
Романенко навалился на него сверху и начал целовать шею, грудь и живот, спускаясь ниже. Боря тихо стонал и путался пальцами в его волосах. Романенко дул на мокрую от поцелуев кожу, чуть прикусывал ее и целовал снова, вылизывая. Когда Глеб взял член Левина в рот, Боря задохнулся в немом крике. Он до сих пор не мог к такому привыкнуть, и каждый раз был как первый. Глеб перекатывал головку во рту, помогая себе языком, поглаживал ствол одной рукой, а палец второй медленно ввел в попку Левина и начал массировать простату. Боря выгнул на секунду спину и рухнул на постель, кончив. Романенко ехидно улыбнулся. «Сверху он будет, ага, как же, держи карман шире».
-Солнышко, раздвинь ножки, - ласково попросил Глеб, пристраивая худую коленку у себя на плече и мягко толкаясь в растянутого и теплого Левина.
«Господи, хорошо-то как», - пронеслось в голове. Боря слабо постанывал, едва откликаясь на движения Глеба.
-Потерпи маленький….ох…душа моя…какой….же…ты ох…м-м-м…сладкий…. – Глеб толкнулся последний раз, замирая с закрытыми глазами. Черт… Оргазм окатил жаркой волной. Он без сил упал рядом сонным Левиным, нашарил на полу футболку Левина, вытерся сам и вытер любовника, укрыл обоих одеялом и вырубился.
«Завтра опять орать будет, из-за тряпки своей» - была последняя мысль в угасающем сознании.
-Так-так-так, - раздалось вдруг из ниоткуда, а скважина пропала, - так-так-так, - вновь повторил знакомый голос. До Глеба дошло, что дверь открыта и на пороге его уже ждут.
-Я….Я все объясню.
-Не трудись.
-Подожди, ты….опять меня не так понимаешь!
-А как тебя можно понять? Четвертый час утра, телефон всю ночь отключен, приполз с клуба, пьяный, не побоюсь этого слова, вдрызг! Глеб, мы же… Мы же договаривались, что ты больше так не будешь,- в голосе едва слышно зазвенела обида.
-Черт, солнышко, ну ты же знаешь, что я люблю только тебя, зайчик, да я бы никогда….
-Что на этот раз? Мальчишник? Диплом? Или день рождения?
-День рождения, - слабо оправдывался Глеб, - У Арча, ты же знаешь Арча, он бы обиделся, если бы я не пришел.
-Это тот тупой качок, который обозвал меня синим чулком?
-Не дуйся, конфета моя, ты не чулок. Сексуальней тебя у меня вообще никого не было, - и Глеб полез с поцелуями, не обращая внимания на сопротивление. В конце концов, секс – лучшее лекарство от любой ссоры. Трахаться Романенко любил больше, чем ругаться.
-Нет, ты подожди! А позвонить и предупредить, что задержишься, ты конечно не мог?
-Конечно, не мог, зарядка села, а потом уже и не до того было. Ну чего ты ломаешься, пойдем в постель. Я тебя так хочу, сладкий мой сахар.
-Да и правда, на что я тебе? Только для секса…. Со мной же можно не считаться, не думать о том, что я о тебе волнуюсь, переживаю, не могу без тебя заснуть. Чего там, у меня же железные нервы и сердца нет, да?
Глебу стало очень стыдно. Он уткнулся лбом в шею любовника, зажмурился и осторожно обнял.
-Прости. Я не хотел. Я люблю тебя, весна моя. И…да ну их всех. Вот честно. Давай, я просто выкину телефон и все. Хочешь? И тогда нас никто не потревожит. И хрен кто мне дозвонится. И я больше никуда не поеду. Давай не вылазить из постели. И вообще плевал я на весь мир, у меня ты есть, - Глеб вдруг взял свою трубу, размахнулся и швырнул ее в стену. Телефон запрыгал черными осколками по полу.
-Сумасшедший! Тебя же мать убьет.
-Дам ей твой номер. Давно пора поставить ее в известность о том, что мы вместе.
-Глеб… Давай мы завтра об этом поговорим. Не думаю, что она рада будет.
-Плевал я и на нее тоже! – Глеб жадно поцеловал собеседника, роняя его на кровать.
-Аккуратней! Ты мне что-нибудь сломаешь!
-Вылечу, - шептал Глеб, задирая футболку и жадно целуя впалый живот.
-Эй, сбавь газ, сегодня я сверху, - заявил Борис, поправляя очки.
-Не понял.
-А чего понимать, Глеб, ты проштрафился, зарабатывай мое прощение. Иначе не честно, - Борис сложил руки на груди, и весь его вид говорил о решительности и упрямство.
-Ладно, солнышко, только не ругайся, - черт с ним, пусть перебесится. Иногда Глеб уступал любовнику, - минет для начала?
Левин кивнул. Глеб осторожно снял с ботаника очки. Он давно предлагал Боре перейти на линзы, но тот упорно отказывался и продолжал таскать это уродство на лице. Романенко ласково поцеловал Борю в нос и смешно фыркнул ему в ухо, оглаживая бока и плечи. Боря тихо засмеялся в ответ, обнимая его спину и комкая пальцами рубашку.
-Сними ее, - прошептал он, - от нее пахнет плохо.
Ткань и вправду источала ароматы клубной жизни. Табак, пот, смесь чужих одеколонов - духов и почему-то ментоловый освежитель для салона авто. Гадко. Боре казалось, что на рубашке остались следы людей, которые хотели забрать у него его Глеба. Его Глеб. До сих пор как-то дико звучит.
А Романенко ни о чем не думал, он просто скинул одежду, залез под одеяло, утягивая Левина за собой.
-Ноги ледяные, - прошептал Глеб, - опять, что ли без тапок ходил, да?
-Забыл, - рассеяно ответил Боря, стараясь разглядеть его лицо, но сумерки и плохое зрение этому не способствовали. Он обвел черты его лица кончиками пальцев. Боря всегда так делал. А Глеб шутил, что в такие моменты он похож на слепого.
Романенко навалился на него сверху и начал целовать шею, грудь и живот, спускаясь ниже. Боря тихо стонал и путался пальцами в его волосах. Романенко дул на мокрую от поцелуев кожу, чуть прикусывал ее и целовал снова, вылизывая. Когда Глеб взял член Левина в рот, Боря задохнулся в немом крике. Он до сих пор не мог к такому привыкнуть, и каждый раз был как первый. Глеб перекатывал головку во рту, помогая себе языком, поглаживал ствол одной рукой, а палец второй медленно ввел в попку Левина и начал массировать простату. Боря выгнул на секунду спину и рухнул на постель, кончив. Романенко ехидно улыбнулся. «Сверху он будет, ага, как же, держи карман шире».
-Солнышко, раздвинь ножки, - ласково попросил Глеб, пристраивая худую коленку у себя на плече и мягко толкаясь в растянутого и теплого Левина.
«Господи, хорошо-то как», - пронеслось в голове. Боря слабо постанывал, едва откликаясь на движения Глеба.
-Потерпи маленький….ох…душа моя…какой….же…ты ох…м-м-м…сладкий…. – Глеб толкнулся последний раз, замирая с закрытыми глазами. Черт… Оргазм окатил жаркой волной. Он без сил упал рядом сонным Левиным, нашарил на полу футболку Левина, вытерся сам и вытер любовника, укрыл обоих одеялом и вырубился.
«Завтра опять орать будет, из-за тряпки своей» - была последняя мысль в угасающем сознании.