Все, о чем ты подумаешь, будет использовано против тебя.
Аффтор: Штатный псих (почти трезвая - только порция персиковой "отвертки")
Пейринг: Лобанов/Левин
Рейтинг: недецкий
Ворнинг: попытка суицида Левина, ебля мала-мала, харт/коморт, много нехороших слов, дети берегите карму!
Дисклеймре: я - волтонтер
Саммари: Дионисия захотела Лобанова и Левина. Я захотела сделать кому-нибудь больно. Что получилось....
Нажми, офигей от колчества букоф и кончи что ли)))
Пейринг: Лобанов/Левин
Рейтинг: недецкий
Ворнинг: попытка суицида Левина, ебля мала-мала, харт/коморт, много нехороших слов, дети берегите карму!
Дисклеймре: я - волтонтер
Саммари: Дионисия захотела Лобанова и Левина. Я захотела сделать кому-нибудь больно. Что получилось....
Нажми, офигей от колчества букоф и кончи что ли)))
Сказать, что Левин чувствовал себя несчастным человеком – это не сказать ничего. Боре казалось, что весь мир поставил для себя целью унизить и растоптать его самолюбие. Люба послала куда подальше, да еще и таких вещей наговорила о том, что он… Ох, даже и вспоминать не хочется. Быков гаденько хихикал и подкалывал Борю из-за последней монографии, которую напечатал интерн. Боря просто хотел, что бы Андрей Евгеньевич хотя бы раз сказал ему, что Левин - молодец и что из него получится хороший врач, а руководитель его теперь со свету сживал. Что до Лобанова… Лобанов вообще как с цепи сорвался! Боря и смотреть боялся лишний раз в его сторону. Очень хотелось заплакать. Но Боря не плакал с института, с того самого случая, когда одногруппники на пятом курсе заперли его в морге на всю ночь. Тогда Левин дал себе зарок не распускать нюни и вот, пожалуйста…
-Когда ж ты сдохнешь, наконец, лошара очкастый?! – в сердцах заорал на Левина Сёма, когда ботаник нечаянно задел Лобанова плечом. Сёма с яростью смотрел на расползающееся по белоснежной ткани халата некрасивое коричневое пятно, - сука! Это же чистый халат! И последний кофе! Ты слышишь меня, задрот?! Я тебя щас прямо здесь урою!!!
Левин не стал, как обычно, оправдываться, пытаться извиниться или на худой конец - удирать. Он как-то весь подобрался, побледнел, посмотрел внимательно на Сёму и закивал:
-Да, Лобанов, совершенно точно. Так и сделаю.
Офигевший от такого странного поворота событий, здоровяк, молча наблюдал за уходящим по коридору Левиным.
-Совсем охуел, - буркнул Сёма и пошел в ординаторскую, искать чистый халат.
Боря все продумал. Таблетки – это очень сложно. Петля – очень страшно. А вены – очень больно. Поэтому Боря выбрал воду. Во-первых, не так жутко. Во-вторых, гарантированно. Если сразу не захлебнется, то сердце в холодной воде остановится точно. Борис Аркадьевич еще раз прогнал ситуацию в голове, написал записку, в которой указал, что все делал добровольно, что винить в его смерти никого не стоит. И расплакался, совершенно по-детски, хлюпая носом и задыхаясь, вытирая слезы краешком рукава. Заглянувший в этот момент в ординаторскую Лобанов, себя не обнаружил, но насторожился. Пускай Сёма и не был самым умным и сообразительным во всей четверке, но интуиция у него была развита хорошо. И вид вздрагивающей спины Левина хороших предчувствий ему не принес, а уж то, как Боря торопливо строчил что-то на большом белом листке – заставило призадуматься. Когда Лобанов служил в армии, у них была традиция что ли – приглядывать друг за другом. Потому что если кто-то получал письмо от любимой или от родителей с тяжелыми или страшными новостями – случалось всякое. Иногда солдат напивался и шел в самовол, а иногда - брал автомат и шел в караул. И возвращался с караула не всегда. Когда дезертировал, когда пускал себе пулю в лоб. И вот второй вариант был безопаснее для окружающих, нежели первый. Потому что в случае первого…. Однажды Сёму чуть не пристрелил один такой «бегунок», на боку с тех пор некрасиво белел длинный шрам.
Боря зябко кутался в свою куртку, стоя на краю парапета. Чего уж теперь. Все. Совсем все. Он набрал грудью побольше воздуха и прыгнул. За спиной послышался отчаянный крик:
-Куда бля?!
Но холодная вода разомкнула свои объятья, утягивая Борю, унося его течением. Моментально промокшая одежда и ботинки тянули вниз, Боря захлебываясь пошел ко дну. Последней была мысль, что не такая уж это была хорошая идея и как же жалко маму.
-Дыши, сука! Дыши, - отчаянно просил Сёма, нажимая на грудную клетку. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Вдох. Зажать нос, вдохнуть воздух в легкие. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Не ломать ребра. Только ребра не ломать. Аккуратно. Вдох. Зажать нос. Выдох. И раз…. Левин дернулся, закашлялся, захватал воздух ртом, стараясь вдохнуть как можно больше. Сёма помог ему сесть, но Левин перевалился на бок, и его вырвало грязной мутной водой.
-Пидор ты Левин, ох и пидор же ты, - устало сказал Лобанов, замечая пробирающий до костей холод. Сидеть на пронизывающем октябрьском ветру – удовольствие из малоприятных. А когда он за очкариком в воду прыгал, успел только пальто скинуть и ботинки. И теперь с него лилось…. Как с Левина, который, надо сказать, выглядел еще хуже. Отсутствующий взгляд, синие губы. И вроде как по морде бы дать, по хорошему-то, да только рука не поднимается. Лобанов трясущимися руками достал из кармана пальто пачку сигарет, закурил, соображая, что же теперь делать дальше.
-Ленин, ты один живешь? – спросил он у проблевавшегося очкарика.
-Я не Ленин, я Левин, - на автомате поправил Боря.
-Да мне похуй, веришь, нет? Я спрашиваю, ты один живешь?
-Да.
-Вставай, давай, пошли тачку ловить, пока мы тут от холода не загнулись.
-Я не могу.
-Че опять?
-Нога болит, - а нога и вправду болела. Колено как будто раскаленным прутом проткнули.
-Да ёб твою мать! – выматерился Лобанов. Но делать нечего, пришлось до дороги тащить ботаника практически на себе. И долго ловить машину, ибо вид у них был совсем непрезентабельный. Наконец, рядом с ними тормознула затрапезного вида «тойота», Лобанов назвал адрес, загружая в салон не на шутку дрожащего Левина. «Мало ли чего он с собой один натворит», - решил Лобанов. И поехал вместе с Борей к нему, да и переодеться бы не мешало. Мокрая одежда никому здоровья не прибавляла. А моржом Сёма не был.
Однокомнатная квартира Левина встретила приятным и долгожданным теплом, а еще каким-то простым холостятским уютом. Всюду раскиданные раскрытые книги и забытые чашки из-под кофе и чая показались Сёме на своих местах. Ольга обычно жутко возмущалась, если он забывал пустую бутылку из-под пива у телика, или не мыл за собой кружку сразу после того, как выпил кофе.
Левин в полубессознательном состоянии шептал что-то о том, что он не хотел, и чтобы мама его простила, и что он больше так не будет и…. Лобанов не стал вникать, а начал быстро сдирать с них мокрую одежду. Нужен был горячий душ. Срочно.
Без одежды Боря выглядел еще меньше и несчастней. Одни коленки и локти. А еще ребра, на которых можно было играть как на ксилофоне. Лобанов покачал головой и сунул несопротивляющегося Левина под горячий душ, залезая следом сам. Кипятошные капли неприятно жалили, но согревали. Лобанов закрыл глаза, подставляя лицо воде, не забывая придерживать очкарика, который попытался было дернуться.
-Тихо, коза, - шикнул на него Лобанов, - грейся, давай.
Из душа они вышли согревшиеся и распаренные. Сёма посадил Левина на диван и начал искать в шкафу полотенца и одежду. И если с Левиным вопрос решился сразу, то вот для него точно ничего не было. Плюнув, Сёма завернулся в найденную махровую простыню. Оставил сидеть безучастного Левина на диване, Лобанов быстро отжал и развешал их мокрую одежду в ванной, проклиная про себя Борину глупость и дурость, стараясь не думать о том, что именно он сегодня пожелал ему смерти. И тут до него дошло. Вот почему Левин согласился и вот что имел в виду. Сёма даже на месте замер. А что было бы, если бы он не пошел за ним после больницы. А что было бы, если бы он не успел? А что было бы… Блять. Ну, Левин, ну сука! Придумал тоже.… Топиться. Му-му гребаная! Сёма сжал кулаки, но решил, что ботану он потом хорошенько пропишет, когда тот одыбает. Пошел на кухню, ставить чайник. Найденная в холодильнике водка стала приятным сюрпризом. Сёма быстро разлил по стаканам огненную воду и сунул один Боре.
-Пей.
Боря послушно выпил. Закашлялся, выплюнув половину.
-Задирай футболку, щас я тебя растирать буду.
Левин даже не пытался сопротивляться. «Совсем херово», - подумал Сёма. Да раньше бы этот олень такую бучу поднял, а сейчас…
За окнами стемнело, от выпитого клонило в сон и жутко хотелось вытянуться, закрыть глаза и отрубиться минуток на шестьсот. И Левин клевал носом. Посмотрел на него, Сёма поймал себя на мысли, что что-то не так. Присмотревшись - понял. Олень свои идиотские очки потерял. Наверное, слетели, когда этот дебил в воду прыгал. И теперь Боря сонно моргал почти слепыми глазами, уже даже не пытаясь понять, что вокруг него происходит. Влажные волосы смешными иголочками торчали вверх, Левин сидел на краю дивана и просто ждал. Сёма почувствовал, что смертельно устал.
-Встань, диван расстелю что ли, - буркнул Сёма. Постельное белье он вроде бы видел в шкафу….
Ботан лежал у стены, свернувшись в трясущийся клубок и прижавшись горячей спиной к Сёминому боку. Лобанов тяжело вздохнул и повернулся к нему лицом, осторожно обнимая худые плечи и притягивая Левина поближе к себе. Они уснули.
Сёме снилось что-то хорошее. И теплое. Сёме снилась Ольга. Такая родная и до каждого изгиба знакомая. Снилось, как она зовет его и говорит ему, какой он замечательный и нужный ей человек. И как она соскучилась.… А Сёма гладил ее по спине и твердил о том, что всегда-всегда будет с ней. А потом она вдруг начала его отталкивать и Сёма от удивления проснулся.
-Ты…ты дурак, Лобанов! – слабо попискивал прижатый Сёминым телом к дивану Левин, - слезь с меня!
-Не бухти, - оборвал Сёма, перекатываясь на спину, - время сколько? Опоздаем, Быков убьет.
-Сегодня суббота.
-Ну и че? – Сёма встал с дивана, потянулся, вспомнил, что на нем нет одежды, торопливо замотался в простыню. И заметил, как Левин странно на него посмотрел, а поймав Сёмин вопросительный взгляд, отвернулся, покраснев.
-Выходной, вот че, - передразнил Лобанова Левин и громко шмыгнул носом.
-А ты заболел, - ответил Сёма и глухо закашлял, - и я тоже. Вот блин, ну Левин, ну ты и олень! Все из-за тебя, лошара очкастый!
-А не надо было меня спасать! Герой тоже мне выискался! Я тебя об этом не просил! Ты мне не нужен! И вообще…. И вообще мне никто не нужен, - вдруг всхлипнул Левин, стирая кулаком злые непрошенные слезы.
Лобанов сел рядом и осторожно погладил худое плечо.
-Не, ну че ты завелся-то? Извини, не хотел. Да, правда, не хотел. Слушай, а можно я у тебя до понедельника перекантуюсь и мы с тобой квиты? Задолбался уже в отделении ночевать. А в понедельник друг как раз обещал ключи от квартиры оставить. Он типа за бугор сваливает почти на год.
Левин еще пару раз всхлипнул, мысленно что-то прикидывая, и неожиданно для Сёмы согласился.
-Ладно, Лобанов, ты мне все-таки жизнь спас, хотя тебя об этом никто и не просил, оставайся. Я как человек чести должен тебе отплатить услугой за услугу, - Левин встал с дивана, сделал несколько шагов и воткнулся в дверь, - Сёмен, отдай мои очки, это не смешно.
И посмотрел своими большущими незрячими глазищами на Лобанова. Тот вообще никогда романтиком не был и даже жене стихов не писал и волосы ее с огнем не сравнивал. А тут на ум полезли какие-то дурацкие сравнения, с ледяной гладью горных озер и… Сёма тряхнул головой, сгоняя наваждение, а Левин все ждал, когда ему ответят, чуть повернув голову в сторону.
-Так ты их того, утопил, - начал оправдываться Сёма, почувствовав себя почему-то неловко. Как будто в первую очередь надо было очки эти глупые спасать, а не чокнутого ботана.
-Ой, - совсем по-детски расстроился Боря, - они же еще дедушкиными….
-У тебя че у деда такое же зрение плохое было?
-Да нет, оправа дедушкина. Бабушка мне ее подарила, на память.
-Ну чего теперь делать. Ничего. Главное, сам жив остался. И здоров, - тут Левин оглушительно чихнул, - ну почти здоров, - поправил сам себя Сёма, - у тебя пожрать что-нибудь есть? Я голодный. Да еще все эти нервные потрясения. Война войной, обед по расписанию.
-Сейчас я…, - отмахнулся Боря, сосредоточенно копаясь в ящике стола, - сейчас я запасные найду и приготовлю что-нибудь. Потерпи.
-Да я и сам не без рук, - обиделся Сёма и пошел на кухню.
Очков Левин так и не нашел. Но нос подсказал ему, что Лобанов справился и без него. Пахло едой. И пахло изумительно.
-Ложку разглядишь? – подтрунивал над ботаником Сёма, с интересом наблюдая, как тот слепо щурясь, пытается разобрать, что же перед ним на тарелке.
-В данном случае твои шутки совершенно неуместны, - как можно жестче попытался ответить Левин. Жрать хотелось до рези в животе, а эта дурацкая ложка ну никак не хотела находиться.
-Левин, ты реально – лох, - беззлобно ругнулся Лобанов, вкладывая прибор в длинные и холодные пальцы Левина.
-А ты Лобанов – питекантроп, - не остался в долгу Боря.
Завтракали они молча.
Боря, неловко прихрамывая, начал собирать со стола пустые тарелки.
-Да сядь ты уже, немочь очкастая, - отодвинул его в сторону Лобанов и сам быстро и ловко собрал, а потом перемыл посуду, - че у тебя с ногой? Где копытце подломил?
Боря пожал плечами и закатал штанину. Колено неприятно порадовало длинной воспалившейся ссадиной и содранной кожей.
-Это наверное, я когда тебя на берег вытаскивал. Он там весь арматурой всякой усыпан и стеклом битым, - заметил Сёма, - намазать бы чем. У тебя зеленка есть?
-Есть, в аптечке.
-Я принесу. Ковыляй на диван.
Левин сидел на диване, крепко зажмурив глаза. Он с детства боялся уколов и зеленки. Боялся бездумно и безоглядно. И Сёма с маленькой склянкой был воплощением его ночных кошмаров.
-Да че ты трясешься – то так? У тебя температура что ли? – Лобанов потрогал большой и теплой рукой лоб Бори, - нету. Боишься что ли?
-Ничего я не боюсь. Не выдумывай. Мажь, давай быстрее.
-Оно и видно, что не боишься, - усмехнулся Сёма, вставая на колени рядом с поврежденной конечностью. Коленка была худой и острой. Почти такой же, как у соседской девчонки Машки, с которой в бытность свою ребенком дружил Сёма. И разбивала она их часто, потому что была отчаянной и лазила даже на такие заборы, на которые Сёмен никогда бы не полез. Он промокнул кусок бинта в зеленке и начал тихонечко по краю мазать воспалившуюся уже ссадину. Левин зашипел.
-Тихо ты, чего. Не больно же.
-Щиплет, - прошептал Левин.
-Щас подую, и все пройдет, - так же почему-то шепотом ответил Лобанов, осторожно дуя на коленку. И в этот момент он как будто увидел себя со стороны: маленький Левин скорчившийся на диване, ожидая, когда же ему опять будет больно и здоровый Сёма. Как дурак, дующий на зеленое колено. Лобанов засмеялся, мотнул головой и неосторожно ткнулся в ссадину подбородком. Боря тоненько, по-девчоночьи, взвизгнул и попытался отползти, а Сёма вставая, начал его успокаивать, но Левин случайно пнул его в ногу и он упал на него сверху и…. Сёма поцеловал его. Просто взял и поцеловал. А Левин так отчаянно начал ему отвечать. И вот он уже лежит на этом худющем ботанике, шарит под старой футболкой, гладит бока, впалую грудь, плоский с пушком живот, а Левин держит его голову своими птичьими руками и целует его лицо. Шепчет что-то. А у самого слезы на глазах. Сёма почувствовал, когда Боря случайно его щекой коснулся. Мокрая. Лобанов снова засмеялся, прижал его к себе покрепче, как будто баюкая,
-Ну чего ты опять сырость – то разводишь?
Левин обиженно шмыгнул и снова поцеловал Сёму куда-то в ухо. И Сёма забыл, что хотел сказать, стянул с ботаника штаны вместе с бельем, торопливо раздеваясь сам. Ну а чего? Не пятнадцать же лет, в самом-то деле, не может он – взрослый мужик одними поцелуями обойтись. А Левин даже не сопротивлялся, когда Сёма раздвинул его ноги, сплюнул на ладонь и пристроился к его заднице.
-Щас немного больно будет. Ты, главное, расслабься и не бойся, я тебе больно не сделаю, ты меня понял?
Левин слабо кивнул, зажмурив глаза. Сёма, придерживая под колени, начал входить в него. Было больно и хотелось отпихнуть Лобанова, но Боря держался. Он старался думать о том, как Лобанов большой и хороший. И как давно он ему нравится. И что вот наконец-то неясные метания и душевные терзания закончились, сейчас надо просто потерпеть и Сёме будет хорошо. Главное, чтобы Сёме было хорошо.
-Ох, ты ж тесный – то какой. Целка, - хмыкнул Лобанов.
Боря стремительно покраснел и отвернулся, здоровяк понял, что сморозил глупость и тяжело дыша, поцеловал его. Горячо и мокро. А Левин ответил и не заметил, как Сёма целиком в него вошел и начал двигаться. Сначала было немного больно, а потом хорошо. Неожиданно остро и хорошо. С Любой так не было. А тут… Сёма буквально втрахивал его в диван и громко сопел, а потом начал двигаться как-то очень быстро и без ритма, поймал член Левина своей ладонью и задвигал ею. Кончили они вместе. Как в той книжке про любовь, которые кучами валялись у Любы. Только в книжках обычно присутствовали баронессы, пираты, разбойники и графини. А тут Лобанов. Большой и потный, лежит на нем, и вставать видимо не собирается. Но это еще лучше. Боря уснул.
-Когда ж ты сдохнешь, наконец, лошара очкастый?! – в сердцах заорал на Левина Сёма, когда ботаник нечаянно задел Лобанова плечом. Сёма с яростью смотрел на расползающееся по белоснежной ткани халата некрасивое коричневое пятно, - сука! Это же чистый халат! И последний кофе! Ты слышишь меня, задрот?! Я тебя щас прямо здесь урою!!!
Левин не стал, как обычно, оправдываться, пытаться извиниться или на худой конец - удирать. Он как-то весь подобрался, побледнел, посмотрел внимательно на Сёму и закивал:
-Да, Лобанов, совершенно точно. Так и сделаю.
Офигевший от такого странного поворота событий, здоровяк, молча наблюдал за уходящим по коридору Левиным.
-Совсем охуел, - буркнул Сёма и пошел в ординаторскую, искать чистый халат.
Боря все продумал. Таблетки – это очень сложно. Петля – очень страшно. А вены – очень больно. Поэтому Боря выбрал воду. Во-первых, не так жутко. Во-вторых, гарантированно. Если сразу не захлебнется, то сердце в холодной воде остановится точно. Борис Аркадьевич еще раз прогнал ситуацию в голове, написал записку, в которой указал, что все делал добровольно, что винить в его смерти никого не стоит. И расплакался, совершенно по-детски, хлюпая носом и задыхаясь, вытирая слезы краешком рукава. Заглянувший в этот момент в ординаторскую Лобанов, себя не обнаружил, но насторожился. Пускай Сёма и не был самым умным и сообразительным во всей четверке, но интуиция у него была развита хорошо. И вид вздрагивающей спины Левина хороших предчувствий ему не принес, а уж то, как Боря торопливо строчил что-то на большом белом листке – заставило призадуматься. Когда Лобанов служил в армии, у них была традиция что ли – приглядывать друг за другом. Потому что если кто-то получал письмо от любимой или от родителей с тяжелыми или страшными новостями – случалось всякое. Иногда солдат напивался и шел в самовол, а иногда - брал автомат и шел в караул. И возвращался с караула не всегда. Когда дезертировал, когда пускал себе пулю в лоб. И вот второй вариант был безопаснее для окружающих, нежели первый. Потому что в случае первого…. Однажды Сёму чуть не пристрелил один такой «бегунок», на боку с тех пор некрасиво белел длинный шрам.
Боря зябко кутался в свою куртку, стоя на краю парапета. Чего уж теперь. Все. Совсем все. Он набрал грудью побольше воздуха и прыгнул. За спиной послышался отчаянный крик:
-Куда бля?!
Но холодная вода разомкнула свои объятья, утягивая Борю, унося его течением. Моментально промокшая одежда и ботинки тянули вниз, Боря захлебываясь пошел ко дну. Последней была мысль, что не такая уж это была хорошая идея и как же жалко маму.
-Дыши, сука! Дыши, - отчаянно просил Сёма, нажимая на грудную клетку. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Вдох. Зажать нос, вдохнуть воздух в легкие. И раз. И два. И три. И четыре. И пять. Не ломать ребра. Только ребра не ломать. Аккуратно. Вдох. Зажать нос. Выдох. И раз…. Левин дернулся, закашлялся, захватал воздух ртом, стараясь вдохнуть как можно больше. Сёма помог ему сесть, но Левин перевалился на бок, и его вырвало грязной мутной водой.
-Пидор ты Левин, ох и пидор же ты, - устало сказал Лобанов, замечая пробирающий до костей холод. Сидеть на пронизывающем октябрьском ветру – удовольствие из малоприятных. А когда он за очкариком в воду прыгал, успел только пальто скинуть и ботинки. И теперь с него лилось…. Как с Левина, который, надо сказать, выглядел еще хуже. Отсутствующий взгляд, синие губы. И вроде как по морде бы дать, по хорошему-то, да только рука не поднимается. Лобанов трясущимися руками достал из кармана пальто пачку сигарет, закурил, соображая, что же теперь делать дальше.
-Ленин, ты один живешь? – спросил он у проблевавшегося очкарика.
-Я не Ленин, я Левин, - на автомате поправил Боря.
-Да мне похуй, веришь, нет? Я спрашиваю, ты один живешь?
-Да.
-Вставай, давай, пошли тачку ловить, пока мы тут от холода не загнулись.
-Я не могу.
-Че опять?
-Нога болит, - а нога и вправду болела. Колено как будто раскаленным прутом проткнули.
-Да ёб твою мать! – выматерился Лобанов. Но делать нечего, пришлось до дороги тащить ботаника практически на себе. И долго ловить машину, ибо вид у них был совсем непрезентабельный. Наконец, рядом с ними тормознула затрапезного вида «тойота», Лобанов назвал адрес, загружая в салон не на шутку дрожащего Левина. «Мало ли чего он с собой один натворит», - решил Лобанов. И поехал вместе с Борей к нему, да и переодеться бы не мешало. Мокрая одежда никому здоровья не прибавляла. А моржом Сёма не был.
Однокомнатная квартира Левина встретила приятным и долгожданным теплом, а еще каким-то простым холостятским уютом. Всюду раскиданные раскрытые книги и забытые чашки из-под кофе и чая показались Сёме на своих местах. Ольга обычно жутко возмущалась, если он забывал пустую бутылку из-под пива у телика, или не мыл за собой кружку сразу после того, как выпил кофе.
Левин в полубессознательном состоянии шептал что-то о том, что он не хотел, и чтобы мама его простила, и что он больше так не будет и…. Лобанов не стал вникать, а начал быстро сдирать с них мокрую одежду. Нужен был горячий душ. Срочно.
Без одежды Боря выглядел еще меньше и несчастней. Одни коленки и локти. А еще ребра, на которых можно было играть как на ксилофоне. Лобанов покачал головой и сунул несопротивляющегося Левина под горячий душ, залезая следом сам. Кипятошные капли неприятно жалили, но согревали. Лобанов закрыл глаза, подставляя лицо воде, не забывая придерживать очкарика, который попытался было дернуться.
-Тихо, коза, - шикнул на него Лобанов, - грейся, давай.
Из душа они вышли согревшиеся и распаренные. Сёма посадил Левина на диван и начал искать в шкафу полотенца и одежду. И если с Левиным вопрос решился сразу, то вот для него точно ничего не было. Плюнув, Сёма завернулся в найденную махровую простыню. Оставил сидеть безучастного Левина на диване, Лобанов быстро отжал и развешал их мокрую одежду в ванной, проклиная про себя Борину глупость и дурость, стараясь не думать о том, что именно он сегодня пожелал ему смерти. И тут до него дошло. Вот почему Левин согласился и вот что имел в виду. Сёма даже на месте замер. А что было бы, если бы он не пошел за ним после больницы. А что было бы, если бы он не успел? А что было бы… Блять. Ну, Левин, ну сука! Придумал тоже.… Топиться. Му-му гребаная! Сёма сжал кулаки, но решил, что ботану он потом хорошенько пропишет, когда тот одыбает. Пошел на кухню, ставить чайник. Найденная в холодильнике водка стала приятным сюрпризом. Сёма быстро разлил по стаканам огненную воду и сунул один Боре.
-Пей.
Боря послушно выпил. Закашлялся, выплюнув половину.
-Задирай футболку, щас я тебя растирать буду.
Левин даже не пытался сопротивляться. «Совсем херово», - подумал Сёма. Да раньше бы этот олень такую бучу поднял, а сейчас…
За окнами стемнело, от выпитого клонило в сон и жутко хотелось вытянуться, закрыть глаза и отрубиться минуток на шестьсот. И Левин клевал носом. Посмотрел на него, Сёма поймал себя на мысли, что что-то не так. Присмотревшись - понял. Олень свои идиотские очки потерял. Наверное, слетели, когда этот дебил в воду прыгал. И теперь Боря сонно моргал почти слепыми глазами, уже даже не пытаясь понять, что вокруг него происходит. Влажные волосы смешными иголочками торчали вверх, Левин сидел на краю дивана и просто ждал. Сёма почувствовал, что смертельно устал.
-Встань, диван расстелю что ли, - буркнул Сёма. Постельное белье он вроде бы видел в шкафу….
Ботан лежал у стены, свернувшись в трясущийся клубок и прижавшись горячей спиной к Сёминому боку. Лобанов тяжело вздохнул и повернулся к нему лицом, осторожно обнимая худые плечи и притягивая Левина поближе к себе. Они уснули.
Сёме снилось что-то хорошее. И теплое. Сёме снилась Ольга. Такая родная и до каждого изгиба знакомая. Снилось, как она зовет его и говорит ему, какой он замечательный и нужный ей человек. И как она соскучилась.… А Сёма гладил ее по спине и твердил о том, что всегда-всегда будет с ней. А потом она вдруг начала его отталкивать и Сёма от удивления проснулся.
-Ты…ты дурак, Лобанов! – слабо попискивал прижатый Сёминым телом к дивану Левин, - слезь с меня!
-Не бухти, - оборвал Сёма, перекатываясь на спину, - время сколько? Опоздаем, Быков убьет.
-Сегодня суббота.
-Ну и че? – Сёма встал с дивана, потянулся, вспомнил, что на нем нет одежды, торопливо замотался в простыню. И заметил, как Левин странно на него посмотрел, а поймав Сёмин вопросительный взгляд, отвернулся, покраснев.
-Выходной, вот че, - передразнил Лобанова Левин и громко шмыгнул носом.
-А ты заболел, - ответил Сёма и глухо закашлял, - и я тоже. Вот блин, ну Левин, ну ты и олень! Все из-за тебя, лошара очкастый!
-А не надо было меня спасать! Герой тоже мне выискался! Я тебя об этом не просил! Ты мне не нужен! И вообще…. И вообще мне никто не нужен, - вдруг всхлипнул Левин, стирая кулаком злые непрошенные слезы.
Лобанов сел рядом и осторожно погладил худое плечо.
-Не, ну че ты завелся-то? Извини, не хотел. Да, правда, не хотел. Слушай, а можно я у тебя до понедельника перекантуюсь и мы с тобой квиты? Задолбался уже в отделении ночевать. А в понедельник друг как раз обещал ключи от квартиры оставить. Он типа за бугор сваливает почти на год.
Левин еще пару раз всхлипнул, мысленно что-то прикидывая, и неожиданно для Сёмы согласился.
-Ладно, Лобанов, ты мне все-таки жизнь спас, хотя тебя об этом никто и не просил, оставайся. Я как человек чести должен тебе отплатить услугой за услугу, - Левин встал с дивана, сделал несколько шагов и воткнулся в дверь, - Сёмен, отдай мои очки, это не смешно.
И посмотрел своими большущими незрячими глазищами на Лобанова. Тот вообще никогда романтиком не был и даже жене стихов не писал и волосы ее с огнем не сравнивал. А тут на ум полезли какие-то дурацкие сравнения, с ледяной гладью горных озер и… Сёма тряхнул головой, сгоняя наваждение, а Левин все ждал, когда ему ответят, чуть повернув голову в сторону.
-Так ты их того, утопил, - начал оправдываться Сёма, почувствовав себя почему-то неловко. Как будто в первую очередь надо было очки эти глупые спасать, а не чокнутого ботана.
-Ой, - совсем по-детски расстроился Боря, - они же еще дедушкиными….
-У тебя че у деда такое же зрение плохое было?
-Да нет, оправа дедушкина. Бабушка мне ее подарила, на память.
-Ну чего теперь делать. Ничего. Главное, сам жив остался. И здоров, - тут Левин оглушительно чихнул, - ну почти здоров, - поправил сам себя Сёма, - у тебя пожрать что-нибудь есть? Я голодный. Да еще все эти нервные потрясения. Война войной, обед по расписанию.
-Сейчас я…, - отмахнулся Боря, сосредоточенно копаясь в ящике стола, - сейчас я запасные найду и приготовлю что-нибудь. Потерпи.
-Да я и сам не без рук, - обиделся Сёма и пошел на кухню.
Очков Левин так и не нашел. Но нос подсказал ему, что Лобанов справился и без него. Пахло едой. И пахло изумительно.
-Ложку разглядишь? – подтрунивал над ботаником Сёма, с интересом наблюдая, как тот слепо щурясь, пытается разобрать, что же перед ним на тарелке.
-В данном случае твои шутки совершенно неуместны, - как можно жестче попытался ответить Левин. Жрать хотелось до рези в животе, а эта дурацкая ложка ну никак не хотела находиться.
-Левин, ты реально – лох, - беззлобно ругнулся Лобанов, вкладывая прибор в длинные и холодные пальцы Левина.
-А ты Лобанов – питекантроп, - не остался в долгу Боря.
Завтракали они молча.
Боря, неловко прихрамывая, начал собирать со стола пустые тарелки.
-Да сядь ты уже, немочь очкастая, - отодвинул его в сторону Лобанов и сам быстро и ловко собрал, а потом перемыл посуду, - че у тебя с ногой? Где копытце подломил?
Боря пожал плечами и закатал штанину. Колено неприятно порадовало длинной воспалившейся ссадиной и содранной кожей.
-Это наверное, я когда тебя на берег вытаскивал. Он там весь арматурой всякой усыпан и стеклом битым, - заметил Сёма, - намазать бы чем. У тебя зеленка есть?
-Есть, в аптечке.
-Я принесу. Ковыляй на диван.
Левин сидел на диване, крепко зажмурив глаза. Он с детства боялся уколов и зеленки. Боялся бездумно и безоглядно. И Сёма с маленькой склянкой был воплощением его ночных кошмаров.
-Да че ты трясешься – то так? У тебя температура что ли? – Лобанов потрогал большой и теплой рукой лоб Бори, - нету. Боишься что ли?
-Ничего я не боюсь. Не выдумывай. Мажь, давай быстрее.
-Оно и видно, что не боишься, - усмехнулся Сёма, вставая на колени рядом с поврежденной конечностью. Коленка была худой и острой. Почти такой же, как у соседской девчонки Машки, с которой в бытность свою ребенком дружил Сёма. И разбивала она их часто, потому что была отчаянной и лазила даже на такие заборы, на которые Сёмен никогда бы не полез. Он промокнул кусок бинта в зеленке и начал тихонечко по краю мазать воспалившуюся уже ссадину. Левин зашипел.
-Тихо ты, чего. Не больно же.
-Щиплет, - прошептал Левин.
-Щас подую, и все пройдет, - так же почему-то шепотом ответил Лобанов, осторожно дуя на коленку. И в этот момент он как будто увидел себя со стороны: маленький Левин скорчившийся на диване, ожидая, когда же ему опять будет больно и здоровый Сёма. Как дурак, дующий на зеленое колено. Лобанов засмеялся, мотнул головой и неосторожно ткнулся в ссадину подбородком. Боря тоненько, по-девчоночьи, взвизгнул и попытался отползти, а Сёма вставая, начал его успокаивать, но Левин случайно пнул его в ногу и он упал на него сверху и…. Сёма поцеловал его. Просто взял и поцеловал. А Левин так отчаянно начал ему отвечать. И вот он уже лежит на этом худющем ботанике, шарит под старой футболкой, гладит бока, впалую грудь, плоский с пушком живот, а Левин держит его голову своими птичьими руками и целует его лицо. Шепчет что-то. А у самого слезы на глазах. Сёма почувствовал, когда Боря случайно его щекой коснулся. Мокрая. Лобанов снова засмеялся, прижал его к себе покрепче, как будто баюкая,
-Ну чего ты опять сырость – то разводишь?
Левин обиженно шмыгнул и снова поцеловал Сёму куда-то в ухо. И Сёма забыл, что хотел сказать, стянул с ботаника штаны вместе с бельем, торопливо раздеваясь сам. Ну а чего? Не пятнадцать же лет, в самом-то деле, не может он – взрослый мужик одними поцелуями обойтись. А Левин даже не сопротивлялся, когда Сёма раздвинул его ноги, сплюнул на ладонь и пристроился к его заднице.
-Щас немного больно будет. Ты, главное, расслабься и не бойся, я тебе больно не сделаю, ты меня понял?
Левин слабо кивнул, зажмурив глаза. Сёма, придерживая под колени, начал входить в него. Было больно и хотелось отпихнуть Лобанова, но Боря держался. Он старался думать о том, как Лобанов большой и хороший. И как давно он ему нравится. И что вот наконец-то неясные метания и душевные терзания закончились, сейчас надо просто потерпеть и Сёме будет хорошо. Главное, чтобы Сёме было хорошо.
-Ох, ты ж тесный – то какой. Целка, - хмыкнул Лобанов.
Боря стремительно покраснел и отвернулся, здоровяк понял, что сморозил глупость и тяжело дыша, поцеловал его. Горячо и мокро. А Левин ответил и не заметил, как Сёма целиком в него вошел и начал двигаться. Сначала было немного больно, а потом хорошо. Неожиданно остро и хорошо. С Любой так не было. А тут… Сёма буквально втрахивал его в диван и громко сопел, а потом начал двигаться как-то очень быстро и без ритма, поймал член Левина своей ладонью и задвигал ею. Кончили они вместе. Как в той книжке про любовь, которые кучами валялись у Любы. Только в книжках обычно присутствовали баронессы, пираты, разбойники и графини. А тут Лобанов. Большой и потный, лежит на нем, и вставать видимо не собирается. Но это еще лучше. Боря уснул.
@темы: фанфик, Лобанов/Левин
развращаем невинную детскую психику. стыд нам!
Елена Кнстантинна- как больной с тяжелыми зависимостями требую "продолжения банкета"! т.е ысчо фиков! -))
Бог не создал человека с гомосексуальными наклонностями. Библия сообщает, что человек становится гомосексуалистом из-за греха (Римлянам 1:24-27), и только по собственной воле. Человек может родиться более предрасположенным к гомосексуальности, точно так же, как к насилию или какому-либо другому греху. Но это не может служить оправданием решения согрешить, поддавшись своим греховным желаниям, точно так, как склонность к гневу не может быть оправданием насилия.
— Потому что они идут против природы.
— Но ведь природа их и создала. Как же они идут против природы?
— А так, — сказал он. — Дети спрятаны в сексе, как семечки в арбузе. А голубые — это те, кто борется за право есть арбуз без семечек.
— С кем борется?
— С арбузом. Всем остальным давно по барабану. Но арбуз не может существовать без семечек. Поэтому я и говорю, что они идут против природы. Разве нет?
— У меня был один знакомый арбуз, — . ответила я, — который считал, что размножение арбузов зависит от их способности внушить человеку мысль, будто глотать их косточки полезно. Но арбузы преувеличивают свои гипнотические способности. На самом деле размножение арбузов происходит по причине процесса, о котором арбузы не имеют понятия, потому что не могут стать его свидетелями. Ибо там, где кончается арбуз, этот процесс только начинается
В своём недавнем телешоу доктор Лора Шлезингер сказала, что как ортодоксальная иудейка, она считает гомосексуальность мерзостью, и согласно Священному Писанию (Левит 18:22) она не может совершаться ни при каких обстоятельствах. Это ответ доктору Лоре, вышедший в интернете:
Дорогая доктор Лора:
Спасибо за то, что вы делаете, просвещая людей о Слове Божием. Из вашего шоу я узнал очень много, и я стараюсь по возможности делиться этим с другими людьми. Когда люди начинают защищать гомосексуальный образ жизни, например, я напоминаю им, что согласно книге Левит 18:22 это мерзость... Точка. Но мне, тем не менее, нужен ваш совет относительно некоторых моментов в Божием Законе, и как лучше их исполнять.
* Когда я сжигаю быка на алтаре в качестве жертвы, я знаю, что запах этот приятен Господу — Левит 1:9. Проблема в моих соседях. Они уверяют, что этот запах не приятен им. Нужно ли мне их поразить?
* Мне бы хотелось продать свою дочь в рабство, как разрешается в Исходе 21:7. В наше время, как вы думаете, какую цену за неё лучше запросить?
* Я знаю, что не могу общаться с женщиной, пока не истёк срок её нечистоты после месячных — Левит 15:19-24. Проблема в том — а как об этом узнать? Я пытался спрашивать, но большинство женщин обижаются.
* Согласно Левит 25:44 я могу владеть рабами, мужчинами и женщинами, если они были захвачены из соседних народов. Мой друг считает, что имеются в виду мексиканцы, но не канадцы. Прав ли он? Могу ли я владеть канадцами?
* Мой сосед всё время работает в субботу. В Исходе 35:2 ясно сказано, что он должен быть за это убит. Обязан ли я убить его собственноручно?
* Мой друг считает, что есть моллюсков — мерзость согласно Левит 11:10, но меньшая мерзость, чем гомосексуальность. Я не согласен. Можете ли вы нас рассудить? Есть ли «степени» мерзостей?
* Левит 21:20 чётко указывает, что я не могу приближаться к алтарю Господа, если у меня есть дефекты зрения. Я ношу очки для чтения. Обязательно ли мне иметь стопроцентное зрение, или это можно как-нибудь обойти?
* Большинство моих друзей-мужчин стригут свои волосы, в том числе и на висках, что ясно запрещено в Левит 19:27. Как они должны умереть?
* Я знаю, что согласно Левит 11:6-8 прикосновение к коже мёртвой свиньи делает меня нечистым, но могу ли я продолжать играть в футбол в перчатках?
* У моего дяди есть ферма. Он нарушает Левит 19:19, сажая два вида саженцев на одном поле, точно так же поступает его жена, когда носит одежду из разных видов пряжи (смеси хлопка и полиестра). Он также часто проклинает и богохульствует. Обязательны ли все эти хлопоты с собиранием всего города вместе и забиванием их камнями? Можем ли мы просто сжечь их заживо в семейном кругу, как мы должны поступать с теми, кто спал с кем-то из родни жены или мужа?
Я знаю, что вы всё это изучали, и мне очень важен ваш совет, я уверен, что вы мне поможете. Спасибо ещё раз, что вы напоминаете нам, что слово Божие остаётся вечным и неизменным.
Как известно, слэшерский контингент в основном состоит из граждан женского полу. Считается, что специфическая направленность слэша проистекает из этого факта чуть более, чем целиком. Активисты гомоэротики, как правило страшные, ебанутые на голову бабищи средних лет, ниже среднего уровня доходов, так как главная составляющая слэшера — ОБВМ — с высокими доходами не совместим принципиально. Хотя слэш головного моска поражает девушек почти безотносительно возраста и внешности, а активисты в каждом фэндоме свои и бывают очень разными. Кроме того, в реале значительная часть слэшеров вполне имеет постоянных бойфрендов, которые не подозревают или не придают значения такому хобби. Другая часть с примкнувшей к ней частью яойщиц склонны к социальной дезадаптации и являются по сути женскими разновидностями отаку и прочих хикки-задротов. Плюс в интернетах слэш не столько даже хобби, сколько специфическая женская субкультура и среда обитания, в которую прямо или косвенно включены почти все фикрайтеры и сочувствующие им.
А потом она вдруг начала его отталкивать и Сёма от удивления проснулся.
-Ты…ты дурак, Лобанов! – слабо попискивал прижатый Сёминым телом к дивану Левин, - слезь с меня
Я как представлю громилу Лобанова и милашку Левина!.. Каваюсь!
Сёма буквально втрахивал его в диван
"втрахивание"?
Хочу продолжение банкета!
Очень точное попадание с суицидом, мне кажется, такая модель поведения, только Левину и годиться, с остальными - мимо, чего бы там себе не выдумывали прочие авторы.
Пара не любимая, хотя бы потому, что в ней нет Быкова, но сам текст - просто прелесть.
Ещё раз спасибо!
спасибо вам огромное!!! и за потрясающий фик, и за комент про арбузы!))))
супер! просто супер!!!